И река не шумит а тихо тихо промерзает обмирает обмирая обмирая
И дервиш на осле уходит в снежный куст туранги дальней
дальной
дальной
И дервиш на осле уходит в куст туранги серебряный серебряный
серебряный в куст зачарованный в куст венчанный
И дервиш на осле уходит…
Куст…
Туманно… ой туманно… ой туманно…
Куст тихо осыпается пресветлыми тишайшими блаженными
безвинными
кудрявыми снегами осыпается…
Куст куст объемлемый объятый серебряными летучими снегами
снегами
охваченный дикорастущими ледовыми святыми хрусталями
хрусталями хрусталями
И дервиш зачарованный уходит в снежный куст зачарованный
Блаже!..
И дервиш на осле в серебряном тумане тая тая тая
разбредается
И дервиш на осле в серебряном тумане возлетает
Ангел
…Да!.. Ангел!..
Ходжа Зульфикар блаженный дервиш, ты уже там? ты уже Ангел? Ты уже в садах вечнозеленых вечноцветущих вечнопрохладных дальних дальных дальных?
А я опять на дороге самаркандской…
Блаженный Будда, Ты говоришь: из близости к людям возникают страсти и печаль возникает, всегда идущая за страстями… Поняв, что в страстях коренятся страданья — ты гряди одиноко, подобно носорогу…
И я брел, как носорог…
И где мудрость моя?.. И где брег ее вечнозеленый?.. И где заводь тайная сокровенная тихопесчаная тихокаменная врачующая ее?.. И где дальная колыбельная кибитка с лазоревой ласточкой?..
Айя!..
Нет мудрости!.. Нет брега ее вечнозеленого!.. Нет заводи ее врачующей!.. Нет кибитки с лазоревой ласточкой!.. Нет!..
А есть что?..
…Только есть на снегу костер…
И была на снегу Ханифа-Тюльпан, а теперь на снегу Ханифа-Костер…
Да…
…А дорога пустынная ранняя ледяная опасная…
И тут!.. Айя!..
Только этого не хотел я… Не хотел я…
Тимур, ты знаешь…
Но сказано, что каждый вступает на ту высочайшую дорогу, на которой нет земной пыли… Но сказано!.. Но исполняется!..
Но приходит время Последнего Каравана…
Но приходит время Посмертного Каравана погребального загробного заунывного заупокойного дальнего…
И где последний оазис?.. И где последний караван-сарай?.. где последняя Стоянка-обитель-пристанище?..
Тимур, Тиран, куда ты?..
И я стою на обочине дороги, а мимо проплывает проходит Гроб с Телом, надушенным индийскими благовониями, розовой ирбитской водой, мускусом, барусовой камфарой…
И проплывает грядет высится над нищей дорогой над нищей Державой необъятный гроб Тирана из черного густого дерева на носилках-табут украшенных дорогими камнями и жемчугами…
И грядет под гробом безмолвный Тюмень отряд бар-ласов гробовых охранников…
…И мы хотим туда!.. Джахангир! Амир Гураган! Тимур! возьми нас с собой и туда!.. За загробные камни!.. Мы и там пробьемся мечами!.. Проползем прошелестим змеями тайными!.. Гиенами погребальными трухлявыми залаем!.. Возьми амир с собой своих живых чагатаев!.. Айя!.. Уран!.. И загробные конницы скачут алчут!.. Ягы качты!.. Алла-яр Амиру Тимуру!..
Но бредет по дороге посмертный караван Тирана…
Тишина!.. Дорога!..
Снег…
Смерть витает!..
И белоснежный Ангел Азраил на белоснежном святом бледном Яке подступает приступает… И белоснежный Азраил на снежном Яке подступает…
Но! но! но! я слышу Его голос… Голос Гурагана…
…Айя!.. Уран!.. Если б не этот гроб!.. Если б не эта смерть в Отраре!..
В мире есть только Стрелу Спускающий и Стрелу Впускающий!..
В мире есть только один след — след из раны точащей свежей разъятой!.. И этот След сладкий!..
Китайский император — ай не достать мне его живым мечом живой рукой!..
И он уничтожил в один день сто тысяч правоверных в пределах своих! И как оставлю их неотмщенными?..
Если б не эта смерть в Отраре!.. Я бы пришел к тебе, Китаец!.. Мои Тюмени пришли бы к тебе! Я сам бы вопросил тебя о тех ста тысячах!.. Я сам бы вогнал тебе стрелу в тонкое узкое око твое!.. Я бы защекотал конским волосом твои спелые развесистые податливые ноздри гиены!.. Да!..
Но смерть пришла!.. Вот она!.. Да!..
— Тимур!.. Ты и в гробу скачешь?..
— Да, скачу!.. А вокруг безымянные неоглядные необъятные черепа черепа черепа!.. И их давал я!.. Да!.. Насреддин, а что Ты без Меня?.. Добро без зла?
— Тимур, но ты в гробу… А я на дороге… Да…
…Насреддин стоит у дороги ледовой… Плачет?.. Улыбается?.. Прощается?..
Но приходит время последнего каравана…
И уходит…
И там, где прошел караван Тирана погребальный похоронный — только там таяла дорога земля зима моя…
Только там таяла…
О Родина моя — и только там Ты таешь, где проходит смертный похоронный погребальный замогильный караван Тирана…
Только там таешь оттаиваешь!..
…О, побольше б таких караванов!..
Айя!..
И дорога тает…
Но уносят Тимура — кровавого Джахангира, Повелителя Вселенной, Сахиба-уль-Карыма, грабителя, убийцу, кладбищенскую гиену… А мудрец, а острослов, а масхарабоз, а защитник дервиш добра остается…
А народ остается…
И дорога тает…
Но уносят Тирана…
А Мудрец остается…
И Ходжа Насреддин улыбается…
И тут снег азиатский парчовый жемчужный душный сочный сонный снег лепечет лопочет никнет липнет валится лепится лепится падает струится на дорогу…
Снег лазоревый… Снег теплый…
КНИГА ОТКРОВЕНИЙ ОМАРА ХАЙЯМА
Посвящаю моей матери,
Людмиле Владимировне Успенской
Я, имам Гияс ад-Дин Абу-л-Фатх Омар ибн Ибрахим, я скажу Книгу Откровений. Я скажу Книгу Своей Жизни. Аллах помоги и помилуй! Удержи руку мою ослаблую перед исходом моим! Удержи язык мой остылый молчный! удержи язык мой падающий как древние минареты хоросанских мечетей! падающий гиблый шаткий как Большой Минарет Багдадской Мечети Халифов Джамиа ал-Хуляфа! Удержи язык мой наклонный склонный как Большой Минарет нишапурской мечети Укайл, окруженной чуждыми слепыми степняками сельджуками… Они рыщут слепцы и рубят мекканскими мечами степы мечетей! и рубят мечами мечети!.. Помоги Аллах? Да?..
СМЕРТЬ
Я склоняюсь смиряюсь над книгой «Аш-Шифа» над «Книгой Исцеления» блаженного Абу Али Ибн Сины, я читаю последнюю молитву фатиху, я снимаю с головы белую шелковую чалму имама, я кладу чалму на книгу, я опускаю лицо в тихую чалму в шелковую заводь еще хранящую (еще хранящую! еще! еще еще еще!) живое тленное мое тепло мой запах мой дух плоти и шепчу, шепчу.
Шепчу!..
Тогда я вижу, тогда встает, тогда Она встает, тогда Она стоит передо мной…
Недвижная!.. Веющая!..
Тогда Она встает передо мной…