Выбрать главу

Еще давно в глубине сквера, сравнительно недалеко от ее ЦНИИ, она обнаружила длинный одноэтажный дом с вывеской, которой она в точности не помнила, что-то вроде «Ветеринарная станция», но это было и не важно. Она и без того знала, что это было как раз то, что нужно.

Анатолию говорить она ничего не собиралась, – мало ли кошек каждый день попадает под машину. Да и вообще – разве я сторож брату моему! Конечно, победа была бы убедительнее, если бы муж сам дал разрешение, но не стоит зарываться. Видно, что он поколеблен, назвал кошку обузой – и достаточно.

Утомленная кошка легла в сумку без малейшего сопротивления.

День был довольно морозный, но до того солнечный, что временами казалось, будто утоптанный снег начинает чернеть и дымиться, как весной. И проскальзывание сапог по нему было не сухое – в нем было что-то масляное, по крайней мере пластилиновое, но пластилина отлично размятого. И она, в прошлом большая охотница до лыжных прогулок (конечно, в своей компании), разумеется, оценила бы скольжение, но ей было не до того. Ей давно уже было не до того. Она шла по тропинке через оставленный среди новостроек участок леса: так было короче, – но она шла так не потому, что короче, а потому, что всегда так ходила.

Тропинка вдруг спружинила: она наступила на хлипкий, засыпанный снегом дощатый мостик через засыпанную снегом канаву и машинально вздрогнула, – она каждый день машинально вздрагивала на этом месте. Отягченные снегом ветви елей обвисали тяжкими снеговыми гроздьями, кистями, а те, что сумели не согнуться, походили на мохнатые развернутые вееры. Березки были почти голые, только на развилках ветвей снег кое-где был небрежно разбросан легчайше взбитой пеной. На сосне, совсем возле тропинки, нежная, как капроновый чулок, оранжевая кожура потела на солнце бисерной влагой, хотя чувствовался морозец. Ветки были в снегу, но кое-где из-под него выглядывала неожиданно яркая для зимы веселая зелень.

Но ей давно уже было не до красот природы. Она, собственно, даже не вполне отдавала себе отчет, что сейчас зима. Ей давно уже было не до того, чтобы задумываться, зима там или не зима. Она надевала зимнее пальто, и счеты с зимой на этом были покончены. Но в проскальзывании подошв по снегу было что-то весеннее, и ноги сами скользили снова и снова, как будто ожидая весеннего вазелинового проскальзывания.

Кошка молчала, но возилась в сумке так, что сумка пружинила у нее в руке. Когда она вошла в приземистое одноэтажное здание в глубине сквера, она едва дышала и почти уже ничего не соображала. Помнила только, что это называется деликатно – «усыплять».

– Это же не наш район, – вмешалась другая женщина, когда она назвала свой адрес.

Другая женщина тоже была в белом халате, но почему-то напоминала не врача, а, скорее, кладовщика, – после оказалось, что халат у нее надет поверх ватника. Она вздрогнула от радости: «А, ну так я пойду», – но у нее еще хватило смекалки, прежде чем повернуться к выходу, схематично изобразить огорчение. Но пожилая женщина за столом, – вот она была похожа на врача, – просительно обернулась к другой женщине, и та напустилась на нее:

– Думаете, нам приятно этим заниматься?

Но напустилась, как человек, уже согласившийся, поэтому, собственно, и считающий, что получил право напускаться.

– Зачем вы ее усыпляете?

– У нее глисты, – как можно растеряннее пролепетала она. – А у меня ребенок.

Она заискивала перед ними, как могла, чтобы они простили ее.

– Ну и что? Может, и у вас глисты. Себя же вы небось не усыпляете?

Она издала неясный звук, прикидываясь пораженной столь оригинальным уподоблением человека животному. Женщина, убедившись, что своеобразие ее взглядов на жизнь и смерть произвело ожидаемое впечатление, смягчилась и сказала примирительно:

– Думаете, нам приятно этим заниматься?

Это уже был вопрос, на который можно отвечать, и она как можно простодушнее пробормотала: «Вы ведь привыкли», умоляюще глядя на женщину, чтобы та простила ее и не изменила своего помягчевшего голоса.

– Привыкли… Давай сумку.

У нее упало сердце: теперь уже не уйдешь, – и вместе с тем от покровительственного «давай» стукнуло радостью. Может, не давать ей сумку? Она подала сумку с кошкой, без нужды суетясь, чтобы ее старание было заметно женщине, чтобы не исчезло из ее голоса покровительственное добродушие, чтобы она не перешла на вы.