Я открываю глаза и оказывается, что я опять лежу на полянке в лесу, а рядом сидит инопланетянин Трофим, который держит меня за левое запястье двумя пальцами.
Но на этот раз я помню, что так происходит каждое утро, вот уже пятьдесят девятый день. Почему я решил, что день именно пятьдесят девятый, не знаю. Хорошо помню только два из них: двадцать девятый и сорок третий. Остальные кажутся каким-то лишенным времени кошмаром, слипшимся комком тяжелых воспоминаний о бессмысленных мучениях и в кровь стоптанных ногах. Если бы не живучий инопланетянин Трофим, я давно бы прекратил попытки пробиться к человеческому жилью. Каждый шаг давался мне с трудом и сопровождался проклятой ноющей болью. Правильнее было бы сказать: с чудовищным трудом.
Лес был глухой, неприступный, непростой и без того путь, то и дело загромождал бурелом. Но мы с Трофимом упрямо продвигались вперед, как будто нельзя было обойти завалы и выбрать путь легче. Странно, почему я не пытался протестовать. Почему-то это не приходило мне в голову. А ведь люди привыкли выбирать испытания попроще, но инопланетяне, видимо, не такие, невзгоды их только укрепляют. Я был вынужден соответствовать, не хотелось, что ипы подумали, что люди не готовы сражаться за свою жизнь. Впрочем, Трофим подбадривал меня, и не позволял отчаяться и расплакаться. Мне было тяжело, но унижаться перед ипом было стыдно.
Таежный поход, в который я был втянут по непонятной до сих пор причине, казался страшным сном. Я не мог ответить себе на вопрос: «Что я здесь делаю»? Мне казалось, что жизнь всегда проще придуманных историй. Жаль, что не на этот раз.
— Думаешь о том, каким ветром тебя сюда занесло? — неожиданно спросил Трофим.
— Угадал. Хочу понять, что я здесь делаю.
— Ответ прост: выживаешь.
— Так работает инстинкт любого живого существа. Разве вы, ипы, лишены чувства самосохранения?
— Хороший вопрос. У нас с вами, землянами, очень много общего.
— Не верю.
— И вместе с тем, это так. Стремление к здоровой выгоде, например.
— Разве такая бывает?
— Конечно. Любое стремление или поступок живого существа (не обязательно разумного, любого) направлены на то, чтобы получить пользу. Как у вас говорится: не поешь, не поработаешь. А выгода — это высшая стадия пользы. С этим трудно спорить.
— Только выгоду мы, земляне, и вы, ипы, понимаем по-разному.
— Ерунда, — возмутился Трофим. — Одинаково понимаем. Выгода — это когда после целенаправленных действий или переговоров (в нашем случае это особенно важно отметить) все вдруг становится слаще, больше и счастливее.
— Сразу для двух переговаривающихся сторон? — удивился я. — Так бывает?
— Обязательно. Это предмет конкретных переговоров. В истории людей (я учебники ваши почитывал) был такой показательный эпизод, когда европейцы обменивали стеклянные шарики на куски золота и потешались над тупыми туземцами, которые глупы и не понимают, что их обманывают. Но дело в том, что золота у туземцев было много, а стеклянных шариков не было совсем. Думаю, что туземцы тоже считали, что обманывают глупых белых людей.
— До поры до времени, — вырвалось у меня. — Пока злые люди не объяснили им, что они ошибаются.
— Все верно. Тут важно самоощущение. Переговоры должны быть свободными, без принуждения и обмана. В идеальном случае, договаривающиеся стороны смогут высказать свои сокровенные желания, а поскольку они почти наверняка не совпадут, обязательно придут к согласию.
— Мы получим стеклянные шарики, — разозлился я, — а вы куски золота.
— Неправильно, — тихо сказал Трофим. — Мы не способны влиять на ваши желания. Но исполнить их сможем.
— Мне это напоминает договор с дьяволом. Продажа души за никчемные вещи, которые мы вдруг пожелали. Но они обязательно превратятся в стеклянные шарики. О чем мы узнаем потом, когда с нас потребуют плату.
— Ничего бесплатного во Вселенной не бывает. Наша цивилизация любит творить добро, но глупцами никогда не были. О своей выгоде мы, понятное дело, не должны забывать.
— И ты, конечно, нас обманешь.