— Мы же мудрецы, — сказал Горский.
— Это точно, — подтвердил Зимин.
Наверное, они поступили правильно. Как и положено мудрецам. Жаль, но дальнейшие происшествия больше не подчинялись планам наших мудрецов. Зимин и Горский превратились в обычных наивных наблюдателей, которые не могли больше влиять на эксперимент. Даже отказаться от дальнейших исследований они уже не могли, потому что предчувствие надвигающейся катастрофы их больше не покидало. Несколько дней они были уверены, что уже проиграли, и будущее человечества принадлежало отныне не только людям. И им осталось только понять это и приспособиться к новым условиям существования. Было интересно, страшно, жалко людей и самих себя, но им казалось, что повлиять на события они не могут. Разве что устраивать протестные митинги, писать гневные петиции и убеждать власти прислушаться к здравому смыслу. Был еще один выход: заняться делом и победить.
Когда страх и уныние отступили, стало понятно, что работа — вполне реальный выход из самого сложного положения.
Надо порадоваться, что Зимин и Горский оказались в самом центре предстоящей заварухи. Так уж получилось, что для того, чтобы приспособиться к новому миру, понадобилось умение покидать базовую реальность и управлять ложной памятью, а лучше Зимина и Горского с этим вызовом никто справиться не мог.
Впрочем, им нужна была помощь.
Через пятнадцать минут Горский должен был привести на смотрины гражданина Филимонова — очередного кандидата на путешествие в миры ложной памяти. Случай был относительно сложный, обычно короткого разговора было достаточно, чтобы решить, годится человек для такого сурового испытания или нет. На этот раз клиент попался на удивление верткий, что, конечно, не является веским доводом для отказа. Горского мало интересовали побудительные мотивы Филимонова, ему важно было понять, выдержит ли тот психологическую нагрузку, когда столкнется с тем, что симуляция его новой жизни будет абсолютно не похожа на базовую, привычную. А вот Зимин считал, что этого мало.
Если бы он писал рассказ о таком путешественнике, его бы заинтересовали причины, которые заставили человека так рисковать жизнью. Горский утверждал, что мотивов всего два: скука и комплекс неполноценности. Зимин приводил десятки случаев, которые опровергали этот примитивный подход. Но Горский, выслушав его, каждый раз скучным голосом говорил: «Это скука!» или «Это комплекс неполноценности!»
Спорить с ним было бесполезно. Но для Зимина понять намерения очередного клиента было крайне важно. Он был уверен, что технология ложной памяти еще не до конца отработана, и терпеть очередную неудачу из-за психологических особенностей клиента было бы глупо. Правильнее подстраховаться.
Так и повелось, если мнения относительно кандидата расходились, его приглашали на неформальный ужин, обычно после этого испытания решение принималось единогласно. Живое общение позволяло установить, насколько клиент недоволен базовым существованием или узнать его истинные побудительные мотивы, которые он, может быть, и хотел скрыть, но провести Зимина еще никому не удавалось.
— Что вам заказать, Филимонов? — спросил Горский.
— Утку хотелось бы.
— Какую утку? — переспросил Горский.
— С яблоками. Если можно. Одну порцию.
— Да, конечно.
Зимин хотел задать Филимонову несколько вопросов, но не успел. Филимонов заговорил сам, наверное, давно хотел кому-нибудь рассказать историю своей жизни, ресторанная суета несколько притупила его защитные рефлексы, и теперь он не мог остановиться. Не нужно было быть психологом, чтобы понять — клиент смертельно напуган. Зимин догадался, что в голову тому заскочила безумная мысль — пока он издает звуки, ему ничто не угрожает. И он старался продержаться как можно дольше. Он начал что-то рассказывать о теории кротовых нор, потом довольно неуклюже пустился в рассуждения о балетных новинках, но поскольку был мало знаком с современной театральной жизнью, быстро стал путаться в терминах. Перескочил на поэзию. Продекламировал юмористические стихи о квантовой запутанности. Произнес несколько непонятных фраз о таинственных свойствах диэлектриков и начал долгий и основательный разговор о том, как здорово будет жить людям, когда ученым удастся, наконец, добиться высокотемпературной сверхпроводимости.