— Оно было невыгодным? — спросил Горский.
— Я не знаю, — ответил Уилов, его голос предательски дрогнул. — До сих пор не решил. Сорок лет решаю эту задачку, но вразумительного ответа так и не получил. НЕ знаю, что такое выгода.
— Спросили бы у кого-нибудь. Например, у тех, кого вы назвали компетентными и уважаемыми. Есть решения, которые нельзя принимать, не посоветовавшись.
— Я был лишен такой возможности.
— Почему?
— Они отказались говорить со мной об ипе.
— Но почему?
— Испугались. Им было очень страшно. Они готовы были умереть, только бы не говорить о договоре с ипом. Наверное, раньше люди впадали в такой же ступор, когда они думали, что им предлагает сделку дьявол.
— Поэтому вы спросили, не боимся ли мы?
— Да.
— Нет, не боимся. Не исключено, что мы пока не понимаем, чего нужно бояться, — сказал Зимин.
— А почему не сработала пословица: «дают — бери, бьют — беги»? — спросил Горский. Люди часто так поступают, не придаваясь лишним раздумьям.
— Карась, что поумнее, тоже сомневается, стоит ли ему жрать червяка на красивом крючке. Непонятно было, принесет ли подарок ипов счастье, а вот то, что убежать не удастся, сомнений не вызывало.
— Мы не караси, и чужих червяков нам не нужно, — засмеялся Горский.
— Остается решить маленькую задачу: был ли крючок? Или я придумал вероятную опасность. Не перемудрили ли мы? В данном случае — я? Не разорвал ли счастливый лотерейный билет, отказавшись от общения с ипами? Впрочем, пора все рассказать. А вы, ребята, решите, прав ли я. И расскажите мне. Вот что со мной произошло сорок лет тому назад.
Меньше всего рассчитывал Уилов, занявшись молодой наукой футурономией, что однажды к нему домой придет человек из правительства (он видел его по телевизору) и предложит важную работу, которую «никто кроме него исполнить не сможет». Это точная цитата. Именно так он сказал. Изъяснялся намеками, наверное, не хотел быть конкретным, не получив предварительного согласия. Но Уилову показалось, что человек из правительства и в самом деле считает, что он чуть ли не единственный, кто сможет спасти человеческую цивилизацию, попавшую в неприятную ситуацию.
Честно говоря, это выглядело и глупо, и несерьезно. Ну, какой из него спаситель? Уилов прекрасно понимал, что он — человек не практичный, скорее склонный к отвлеченным размышлениям, чем к действиям. Но разве можно спасти мир болтовней? Даже построенной на самых объективных представлениях. Да, футурономия — наука серьезная и необходимая, но вряд ли практическая. Это всего лишь способ обнаруживать и учитывать проявления наступающего будущего. Но тенденции — вещь зыбкая. То ли исполнятся, то ли нет. Никаких гарантий. Предсказать будущее нельзя. А это значит, что футурономия ни при каких обстоятельствах не сможет решать практические задачи. Уилов неоднократно об этом заявлял. Поэтому человек из правительства явно ошибся, обратившись к нему.
Уилов честно объяснил это человеку из правительства еще раз и посчитал, что это правильное начало разговора. Ему хотелось услышать возражения, а еще лучше, доводы, которые бы доказали, что его, футуронома Уилова, можно использовать для хорошего практического дела. И гость, словно услышав его, начал разговор именно так.
— Вы нам нужны, Уилов, — сказал он.
— Кому это — вам? Кого вы представляете?
— Понимаю, что это прозвучит неубедительно, и все же отвечу. Народу.
— Ну, знаете ли…
— И все-таки это так. Ваши действия, ваши решения, ваши поведение будут иметь огромное значение для судеб всех без исключения людей. Вы оказались в неудачном месте в неудачное время и произнесли неудачные слова. Так что, это не мы вас выбрали. Вы выбрали себя сами.
— А что я такого сказал? — удивился Уилов.
— Повторюсь. Вы занимаетесь футурономией, то есть исследованием будущего в самый неподходящий для этого момент, потому что непонятно, есть ли у землян это самое будущее. Мне кажется, что вы знаете, что-то такое, чего не знают футурологи.