Школу Шамая отличало стремление не к ужесточению Закона, а к достижению целостного идеала, к законченности и полноте идеи. На духовный облик Шамая и его учения наложило отпечаток ремесло. Архитектору, строителю, непереносима мысль, что возводимое им здание не будет гармоничным и соразмерным во всех своих частях, от фундамента до кровли, без единого изъяна. Он знает, что даже едва заметное отклонение от вертикали при строительстве одной из стен угрожает обрушить всю постройку.
Рабан Иоханан бен Заккай
РАБАН ИОХАНАН БЕН ЗАККАЙ
Долгие годы, при жизни последних поколений перед разрушением Второго Храма и первого поколения, пережившего великую катастрофу, рабан Иоханан бен Заккай занимал в еврейском мире одно из центральных мест. Его имя упомянуто Талмудом в числе младших учеников Ѓилеля [1]. Своей устойчивостью династия Ѓилеля во многом обязана Иоханану бен Заккаю. Он сохранял высокое положение при трех преемниках своего учителя, унаследовавших титул наси. Какое-то время Иоханан бен Заккай также возглавлял Санѓедрин. Он, единственный из мудрецов, не будучи потомком Ѓилеля, удостоился звания рабан, что означает наш господин и учитель, наставник всего Израиля. Подобный почет оказывали лишь прямым наследникам Ѓилеля.
И тогда, когда он занимал пост, был наси, и тогда, когда этим титулом были облечены другие, Иоханан бен Заккай оставался одним из самых выдающихся и признанных мудрецов Торы, быть может, величайшим законоучителем своего поколения. Среди его учеников были такие знаменитые мудрецы как рабби Элиэзер бен Гурканос, рабби Иеѓошуа бен Ханания и многие другие [2]. Когорта питомцев Иоханана бен Заккая образовала ядро, вокруг которого в последующих поколениях продолжала складываться Устная Тора.
Оставаясь на протяжении нескольких поколений в центре еврейской жизни, рабби Иоханан бен Заккай ощущал ответственность за будущее своего народа, за то, в каком направлении двинется его история. Особенно тяжкая ответственность легла на плечи мудреца после разрушения Второго Храма. Впрочем, чувство ответственности не покидало его и раньше — во время антиримского восстания и в период, предшествовавший ему.
В период относительного затишья, установившийся перед тем, как разразилось великое восстание, личность рабана Иоханана бен Заккая заметно выделялась на фоне других мудрецов — перушим. В ту эпоху он решительно боролся против саддукеев и в этой борьбе порой применял крайние методы. Рабан Иоханан бен Заккай буквально выкорчевывал остатки влияния саддукеев в Санѓедрине и Храме. Он часто дискутировал с саддукейскими мудрецами. Когда читаешь об этом, в тоне Иоханана бен Заккая слышится чувство превосходства, а порой звучит и излишняя резкость: Да не будет совершенная Тора наша как ваша болтовня! [3] Неустанно внедряя обычаи и законы перушим — мудрецов дома Ѓилеля — в жизнь народных масс, Иоханан бен Заккай не выбирал средств. В одной из историй (конечно, не самой популярной) рассказывается о том, как в пылу дискуссии с Первосвященником-саддукеем, Иоханан бен Заккай отхватил оппоненту мочку уха, чтобы навсегда сделать того негодным к храмовому служению [4]. Деятельность рабана Иоханана бен Заккая в те годы в определенной мере явилась завершением начатого еще его великим предшественником, Шимоном бен Шетахом [5]. Иоханан бен Заккай окончательно упрочил влияние перушим и школы Ѓилеля во всех сферах народной жизни.
Хотя в большинстве случаев рабан Иоханан бен Заккай старался следовать примеру своего великого учителя Ѓилеля, любившего мир и всегда стремившегося к нему [6], все же представление о нем как о заядлом миролюбце, как о живом олицетворении терпимости и умеренности, мягко выражаясь, не вполне соответствует истине. Иоханан бен Заккай был максималистом. Он свято верил в правоту избранного им пути, и не жалея сил добивался торжества идей, которые считал единственно верными.
Яркий контраст непримиримости Иоханана бен Заккая в борьбе с саддукеями являет позиция, занятая им в ходе антиримского восстания. Уже на начальной стадии восстания мудрец противился его продолжению. Конечно, не из любви к чужеземному игу, а потому, что не верил в возможность победы. Маленькая Иудея не могла рассчитывать, что ей удастся сколь-нибудь длительный срок отстаивать свою независимость в недрах могучей империи. Продолжение восстание неизбежно вело к катастрофе. Предчувствуя грядущее поражение, Иоханан бен Заккай пытался, насколько в его силах, загасить пламя вражды и умерить разгул кровавых страстей. Одновременно он предпринял шаги, продиктованные заботой о будущем. Время показало, что в своей предусмотрительности Иоханан бен Заккай оказался прав. Его дальновидность оказалась спасительной.
[1]
Говорили учителя наши: восемьдесят учеников было у Ѓилеля Старшего. Трое из них достойны того, чтобы Шехина покоилась на них, как на Моше-рабейну. И тридцать достойны того, чтобы солнце остановилось ради них, как для Иеѓошуа бин Нуна… Величайший из всех — Ионатан бен Узиэль, меньший — Иоханан бен Заккай (Сукка, 21А). В Иерусалимском Талмуде, в трактате Недарим, гл.3:6 говорится: Однажды нездоровилось Ѓилелю, и все его ученики пришли навестить учителя. Иоханан бен Заккай остался стоять во дворе. Спросил их (рабби): Где меньший из вас, что станет оплотом мудрости и отцом поколения?.
[2]
Учениками Иоханана бен Заккая были также рабби Иоси бен га-Коэн, рабби Шимон бен Натанэль, рабби Эльазар бен Арах, рабан Гамлиэль из Явне, рабби Ханина бен Доса, рабби Нехунья бен Хакана, рабби Эльазар га-Модаи и другие.
[3]
Когда саддукеи говорили: Дочь покойного наследует вместе с внучкой, дочерью его сына, обрушился на них рабан Иоханан бен Заккай, сказав: Глупцы, откуда вы это взяли? И не нашлось человека, который возразил бы ему, кроме одного старца, пробормотавшего в ответ: Что ж, если даже внучка, дочь сына, наследует вместо сына, не тем более ли его собственная дочь? (…) Сказал ему: Да не будет совершенная Тора наша как ваша пустая болтовня! То же, что о Дочери сына, чье право наследования дано ей вместо братьев, ты утверждаешь и о собственной его дочери, у которой нет права наследовать вместо братьев!? Так победил их. И в тот день устроили праздник. (Бава Батра, 115Б).
[4]
История о Великом Когене, саддукее, который совершил омовение и после захода солнца явился сжечь (красную) телицу. Узнал о том рабан Иоханан бен Заккай, пришел и возложил ему длани на плечи. Сказал ему: Муже Первосвященник! Сколь достоин ты первосященнического сана! Ступай, окунись еще разок! Тот пошел, совершил омовение и возвратился. И когда вернулся, он оторвал ему мочку уха. Тот сказал ему Сын Заккая! Когда же избавлюсь от тебя? Ответил ему Избавишься. Не прошло и трех дней, как опустили того в могилу. (Тосефта Пара, 3:8).
[6]
Так характеризует Ѓилеля Мишна (Авот, гл.1). А в Талмуде (Брахот, 17А) читаем Говорили о рабане Иоханане бен Заккае, что ни одному человеку ни разу не удалось первым пожелать ему мира при встрече, даже чужеземцу на рынке.