– Простите, вы имеете в виду вот этот дом, в котором мы живём? – отважился прервать его Эду.
– Совершенно верно, – кивнул адвокат.
– Значит, этот дом – наш! – не удержалась от восторженного возгласа Эстела, а Силвейру тем временем продолжил:
– И наконец, земельный участок в Варжен-Гранде...
– Что, неужели и конезавод тоже наш?! – изумился Эду.
– Ваш, ваш! – вынуждена была подтвердить Алма.
– Но ты же всегда говорила, что твой третий муж... – начала было Эстела и осеклась – ей вдруг стало безумно жаль Алму.
– Извините, сеньор Силвейру, мы вас прервали, – спохватился Эду. – Не могли бы вы сказать, какова общая стоимость принадлежащего нам с сестрой состояния?
– Общий размер состояния в виде недвижимости, акций и банковских вложений оценивается в сумму от девяти до десяти миллионов, – ответил Силвейру.
– И это всё – наше наследство? – не поверила своим ушам Эстела. – Всё это досталось нам от родителей и находится под опекой нашей тёти Алмы?
– Да, это всё, что у вас имеется на сегодняшний день. Часть недвижимости была продана Алмой до совершеннолетия Эду, – пустился в подробные объяснения Силвейру. – А последующие продажи осуществлялись уже с его согласия.
– Как это? – не понял Эду. – С моего согласия? Не помню, чтобы я когда-либо давал разрешение на продажу недвижимости!
– У вашей тёти есть подписанная вами доверенность, на основании которой она имеет полное право распоряжаться вашей собственностью, – пояснил Силвейру.
Эду вопросительно взглянул на Алму, и она ответила с вызовом:
– Только не надо думать, будто я подделала твою подпись, Эду! Ты сам её поставил.
– Но я не помню...
– Это было, когда ты мне ещё во всём доверял, – с грустью произнесла Алма.
– И подписывал бумаги, не читая их, – заключил Эду. – Что ж, сеньор Силвейру, спасибо вам. Сегодня я получил хороший урок и поэтому попрошу вас оставить мне этот отчёт для более глубокого изучения.
– Разумное решение, – одобрил его адвокат и поспешил удалиться, понимая, что Алме и её племянникам ещё предстоит долгий и трудный разговор.
Разговора, однако, у них не получилось. Алма сразу же после ухода Силвейру гордо вскинула голову и заявила:
– Вы получили, что хотели, и не ждите от меня дополнительных объяснений. Могу только сказать, что я никогда не жила за ваш счёт и практически полностью сумела сохранить доставшееся вам наследство! Дайте мне две–три недели для того, чтобы мы с Данилу смогли переехать из вашего дома в другое место.
– Тебе не надо никуда уезжать! – хором сказали Эду и Эстела, но Алма вышла, даже не удостоив их взглядом.
Остаток дня Эду и Эстела посвятили изучению отчёта, составленного адвокатом Силвейру, и консультациям с другим адвокатом, которого им порекомендовала Алини. А вечером сообщили Алме, что подали в суд ходатайство об отмене опекунства.
– Теперь до совершеннолетия Эстелы её опекуном буду я, пояснил Эду специально для Данилу, который не сразу понял, о чём идёт речь.
Алма же отреагировала на это со свойственной ей эмоциональностью:
– Ну что ж, вот и наступил конец нашей семьи! Ответная реакция Эду была не менее эмоциональной:
– Нет, это всего лишь конец лжи, обмана, унижения, которое мы с Эстелой терпели, слушая твои россказни о том, что ты содержишь нас, платишь за наше обучение, и вообще мы, неблагодарные, сидим у тебя на шее!
– Вы считаете это унижением – жить за счёт тётки, которая заменила вам родителей?! – нашла всё-таки за что зацепиться Алма, вызвав, однако, ещё большее возмущение племянников.
– Но это же была сплошная ложь! – ответила ей Эстела. — И мы больше не хотим её терпеть!
– Ну да, понимаю, теперь вы будете унижать нас – меня и Данилу!
– Никто не собирается вас унижать, – сказала Эду. – Просто мы хотим распоряжаться домом, расходами, счетами.
– Ноги моей не будет в этом доме! – вновь, как-то утром, заявила Алма. – Конюшни тоже можете забрать! Надеюсь, вы позволите мне изредка там бывать и ездить верхом на лошади? Это одно из немногих моих увлечений.