Далай Лама мягко взял меня за руку и провел к двери. Там он резко повернулся к витрине с бронзовыми статуэтками и другими изумительными вещицами. Начал перебирать их, что-то отыскивая.
— Ага!
На лице его появилось довольное выражение. Он держал маленькую статуэтку цвета красного дерева — старик с бородой по пояс. С широким лицом, явно восточными чертами, с большим прямым носом и густыми бровями. В правой руке — посох. Китайский мудрец, вырезанный из камня.
— Это для вас, — протянул мне статуэтку Далай Лама. — До скорой встречи.
Вернувшись в гостиницу, я начал доставать вещи из рюкзачка, напевая свой любимый мотивчик. Дверь в комнату осталась открытой, и я видел тибетскую женщину, которая развешивала для просушки одежду на крыше расположенного ниже гостиницы дома. Она тоже напевала, но находилась слишком далеко от меня, чтобы разобрать, что именно. Я достал видеокамеру, чтобы просмотреть утреннюю запись, включил ее и перемотал на начало. Первые кадры на маленьком экране показали Далай Ламу, сидящего возле стола в комнате для медитаций. Освещение было пристойным, звук тоже. Неожиданно на экране замелькали горизонтальные полосы. Вместо ожидаемой стенной росписи экран показывал только какие-то полупрозрачные полосы разных оттенков серого. Далай Лама с экрана исчез.
Я ткнул кнопку быстрой перемотки. Полосы начали покачиваться и плясать. Я остановил ленту и снова нажал кнопку «воспроизведение». Полосы. Только полосы. Я снова перемотал пленку на начало и просмотрел первые кадры. Цвета, пожалуй, несколько мрачноваты из-за недостатка освещения, но изображение Далай Ламы, собирающегося сесть в позу лотоса, было четким. Но весь отснятый материал с медитацией оказался стертым. Я вновь и вновь перематывал пленку, просматривал ее, пока не села батарейка.
Глава 3
Человек из Дерри
На интервью с Далай Ламой в Дхарамсальский аудиенс-холл я пришел чуть раньше назначенного времени. В освещении этой удивительно соразмерной комнаты, чрезмерно, но, пожалуй, не раздражающе загроможденной креслами и кушетками в индийском стиле, гармонично сочетались естественные и искусственные источники. В этот час через большие окна в комнату вливался яркий дневной свет, смягченный буйной зеленью растущих возле дома пурпурных бугенвиллий. Восемь красочных тибетских свитков, каждый с изображением одной из ипостасей богини Тары, свешивались с потолка.
Но мой взгляд притянуло нечто, в этой комнате совершенно чужеродное. На подоконнике, как некий анахронизм, обнаружилась хрустальная копия Капитолийского холма в Вашингтоне. Немногим более полутора футов высотой, она казалась огромной. Я подошел, чтобы взглянуть поближе. На основании была вырезана надпись. Оказалось, это награда Первого Конгресса по правам человека имени Рауля Валленберга, преподнесенная Далай Ламе американским конгрессменом Томом Лантосом.
Награда имени шведского дипломата, спасшего тысячи евреев от нацистских концлагерей, была присуждена Далай Ламе 21 июля 1989 года. Меньше чем через три месяца, 5 октября, Нобелевский комитет объявил, что Далай Лама удостоен Нобелевской премии мира. Он был награжден за последовательные выступления против насилия и отстаивание «мирных решений, основанных на терпимости и взаимном уважении, с целью сохранения исторического и культурного наследия своих соотечественников».
54-летний Далай Лама стал первым азиатом, выдвинутым на Премию мира лично, а не в составе какой-то группы. Во время оглашения этого решения председатель Нобелевского комитета Эджил Аарвик заявил журналистам, что, хотя политика ненасилия, проводимая последние три десятилетия, все еще не увенчалась достижением независимости Тибета, он полагает, что других благородных решений этой трудноразрешимой проблемы не существует. «Конечно, вы можете сказать, что эта политика ненасилия слишком оторвана от действительности. Но если вы окинете взглядом сегодняшний мир, какое другое решение вы сможете предложить? Насилие — или военную мощь? Нет... мирный путь вполне реалистичен. Именно поэтому Далай Лама и стал лауреатом как последовательный и выдающийся выразитель этой мирной философии».
В основе мирной философии Далай Ламы — его способность культивировать в себе прощение. Когда я впервые увидел Далай Ламу, приблизительно три десятилетия назад, он сказал мне, что прощает китайцам все зло, которое они причинили тибетцам. Тогда я был удивлен. Сейчас же в предстоящем интервью я хотел глубже разобраться в этом вопросе.