Он лежал в одиночестве, а в маленький городок, где Будда достиг просветления, стекались 200 000 паломников. Все они мечтали увидеть Далай Ламу и с нетерпением ждали начала большого посвящения Калачакры.
Четверо индийских коммандос с автоматами вбежали в огромный двор, где должна была проходить церемония посвящения Калачакры, за их спинами развевались по ветру края черных головных платков. За ними медленно следовал белый «амбассадор» с Далай Ламой. Машина остановилась, глава Тибета вышел из нее. У меня сжалось сердце. Этот энергичный человек, которому еще десять дней назад можно было дать лет пятьдесят пять, теперь выглядел как раз на свои шестьдесят семь.
Ссутулившись больше обычного, Далай Лама ковылял по расстеленному для него желтому ковру — красный ковер обвили желтым хлопковым полотном. Поравнявшись с цепочкой встречающих — монахов и тибетских должностных лиц, — он указательным пальцем провел сверху вниз по бледной правой щеке и что-то сказал монаху, стоявшему ближе других. Я решил, что Далай Лама спрашивает, похудел ли он. Вне всяких сомнений, похудел. Щеки запали, глаза ввалились. Когда он проходил мимо меня, на лице его мелькнуло некое подобие улыбки. Но я видел, что ему не хватает сил как обычно поднять в приветствии руку.
Шаркая, Далай Лама прошел через маленькую часовню Калачакры, вместилище песчаной мандалы, а из нее вышел на большой помост. Четыреста расположившихся здесь старших монахов, представляющих все четыре школы тибетского буддизма, терпеливо ждали. Кроме них, на помосте находился седовласый актер Ричард Гир, единственный западный человек среди тех, кто там сидел. Двумя днями ранее было объявлено, что Далай Лама появится ненадолго на открытии Калачакры, и это будет первым его появлением с тех пор, как он заболел. Воодушевление охватило всю Бодхгайю.
Перед помостом несметные толпы журналистов и телевизионщиков всеми правдами и неправдами боролись за возможность запечатлеть больного главу Тибета. Маленький Джангзи Ринпоче вместе с полудюжиной других воплощенных лам сидел в первом ряду. Далай Лама подошел к мальчику и погладил его по голове. Когда Его Святейшество вознамерился подняться по деревянным ступенькам, ведущим к трону, несколько человек подхватили его под руки, чтобы поддержать. Один довольно коренастый монах поднялся на верхнюю ступеньку лестницы и потащил ослабевшего Далай Ламу к себе. Глава Тибета даже стоял немного неустойчиво. Сложив ладони, он торжественно поклонился громадной толпе. Во дворе собрались сотни тысяч паломников с Гималаев, с индийского субконтинента и две тысячи паломников из пятидесяти стран Запада.
Далай Лама сел, вытащил из-под одежды листок бумаги. Это было необычно. Прежде он всегда предпочитал экспромт. Я отвернулся, чтобы рассмотреть гудящую внизу толпу. Краем глаза я заметил нечто, показавшееся мне большой белой птицей, летящей над толпой монахов. Один из них, продолжая сидеть в позе лотоса, вынул из котомки кхату — белый шарф-подношение. Скомкал его и бросил в толпу. Шарф, подхваченный порывом ветра, грациозно поплыл по воздуху. Другой монах, сидевший где-то посередине, поймал шарф и бросил дальше. В мгновение ока, будто следуя невидимому сигналу, в воздух взметнулись сотни белых шарфов, как шелковые воздушные змеи, сложившись в воздухе в мерцающую и постоянно меняющуюся белую сеть над морем красного. Не имея возможности протиснуться к помосту и вручить шарфы больному главе Тибета, монахи и паломники придумали вот такой способ, по-моему даже лучший.
Далай Лама сидел на троне, ссутулившись, и поглядывал по сторонам. Он глубоко вздохнул, прочищая горло, сглотнул. У меня возникло ощущение, что но был для него очень волнующий момент, что его глубоко тронуло внимание огромного количества людей. Я навсегда запомнил эти несколько секунд. Людей собралось великое множество, но никто даже не кашлянул.
Далай Лама начал говорить по-тибетски. Его глубокий баритон не изменился, но до обычного великолепия голосу чего-то недоставало — болезнь несколько обесцветила его.
На помосте, в стороне от Далай Ламы, сидел в позе лотоса переводчик Лхакдор; перед ним стоял небольшой УКВ-передатчик.
Когда Далай Лама обратился к толпе, Лхакдор тихо заговорил в микрофон по-английски.
— Несколько последних дней я был очень болен, — переводил Лхакдор. — Но и раньше, когда я был вполне здоров, мне советовали больше отдыхать и не работать так много. Я не обращал внимания. А значит, был легкомысленным и немного упрямым.