У Далай Ламы мелькнула какая-то новая мысль. Он повернулся к Нгари Ринпоче и сказал по-английски:
— Думаю, повар... — и перешел на тибетский. Младший брат перевел:
— Повар, который готовит для других и думает, что ничего не делает для себя, никогда не ходит голодным.
— Я заметил, многие повара толстяки, — добавил Далай Лама. И они вместе с братом от души посмеялись над этим.
— Значит, ваша боль действительно улеглась, когда вы увидели тех нищих в Патне? — уточнил я.
— Нет, не совсем так, — ответил Далай Лама. — Но эта картина — несчастные, беспомощные люди среди вопиющей бедности — ярко запечатлелась в памяти. Уже в Патне, я лежал в постели, боль не отступала, но я все не мог забыть тех двоих. Голодных, мучимых жаждой. Снова и снова я спрашивал себя: «Что можно сделать, что мы можем для них сделать?» И вдруг заметил, что боль утихла. Будто разбилась о сильную заботу.
Глава 17
Замороженная черника
С самого моего отъезда из Бодхгайи меня занимал вопрос, в чем причина желудочной боли, которая переросла в кризисное состояние, потребовавшее помещения Далай Ламы в специализированную больницу в Бомбее? Я хотел разобраться в причинах болезни вместе с Далай Ламой.
— Вы почувствовали себя плохо, когда поднимаюсь по крутому склону на Орлиную гору? — спросил я.
Нгари Ринпоче передвинул свой стул поближе к брату. Он не был с нами на Орлиной горе, но ему тоже хотелось знать, почему у Далай Ламы начались боли.
— Нет, — ответил Далай Лама. — В то утро я чувствовал себя нормально. Ничего такого. Вполне бодрый. Но внутри уже возникли определенные причины и условия.
— Вы съели что-то плохое в японском ресторане в Раджгире?
— Вряд ли.
— Но у вас ведь случилось расстройство желудка после завтрака в гостинице?
— Дизентерия.
— Доктор Цетен говорил мне, что у вас в желудке обнаружили амеб. Они могли попасть в организм с едой или питьем.
— Не знаю, — сказал Далай Лама. — Я не знаю, как долго эти амебы были в моем желудке. Но это и не важно... Здесь много причин. Непосредственная причина — небрежность.
— Небрежность?
— Небрежность. Вообще-то я здоров, так что, я думаю... — Далай Лама посмотрел на Лхакдора и перешел на тибетский.
— Его Святейшество чувствовал себя вполне здоровым, поэтому не щадил себя, слишком много работал, слишком много путешествовал, — перевел Лхакдор.
— Неосмотрительность, — объяснил Далай Лама.
Люди, которые работают рядом с Далай Ламой, безоговорочно согласились бы с этим. Он работает на износ, а особенно плотного, я бы сказал, изнурительного графика придерживается в поездках. Я достаточно много с ним путешествовал, чтобы утверждать это. Его энергичность и выносливость заставляют меня стыдиться собственной слабости. А ведь я на десять лет моложе!
— Когда мы поднимались на Орлиную гору, я сильно вспотел, — продолжал Далай Лама.
— А на вершине меня слегка знобило. Пока спускались — снова пот, а во время завтрака пришлось даже раздеться. После ланча я выпил немного воды с лимоном — обычно из-за этого никаких проблем не возникает, но в тот день, видимо, что-то уже нарушилось, и вода стала дополнительным фактором. Теперь более существенная причина. Прежде чем отправиться в паломничество на Орлиную гору и в Наланду, я побывал в Южной Индии с учениями. И там начал лечение печени и глаз по тибетской методике. Это — лечение холодом, охлаждение тела. Лет тридцать назад я уже лечил по этой методике печень, и тогда тоже чувствовал боль в желудке. Тогда я прервал лечение и начал лечиться общим теплом. Боль полностью исчезла. И в этот раз все произошло точно так же. Похоже, слишком много холода.
«Слишком много холода». Именно так говорила моя мама, когда я болел. От симптомов мало что зависело. Причина всегда была одна: «наглотался холода». Она тащила меня через весь Гонконг на трамвае в Вест-Пойнт, и там по крутому узкому переулку, шагая по неровным каменным ступеням, мы добирались до торговца травами. В его скудно освещенной лавке стены были заставлены рядами небольших ящичков красного дерева, заполненных травами. Торговец щупал мне пульс, осматривал язык, писал рецепт кисточкой, макая ее в чернила, а потом отвешивал травы из ящичков. Дома мама кипятила и настаивала травы несколько часов, пока не получался густой отвар чернее черного. Лекарство было ужасно горьким, но все же не отвратительным. Меня заставляли выпить до капли обжигающе горячее питье. Обычно очень скоро мне становилось лучше — вероятно, несмотря на лекарство, как я считал.