Нам хочется думать, что мы живем смелой и настоящей жизнью, мы теряем интерес к приключениям еще в раннем возрасте, поскольку начинаем соответствовать традициям нашей культуры, которая решает за нас, как нам нужно думать, чувствовать и вести себя. Мы втянуты в кошмар, царящий во всей нашей культуре, который развивает у людей апатию вместо храбрости и конформизм вместо оригинальности. Мы не находим своего предназначения в жизни или ее смысла, но мы не осмеливаемся принять тот факт, что наша жизнь ничего нам не приносит. Может испугать лишь одна мысль о том, что надо отвечать за последствия своих поступков, идти против статус-кво, добиваться чего-то большего, если боишься «раскачать лодку».
Такое происходило и со мной, когда я был профессором в самом крупном университете Сан-Франциско. В то время я, один из самых молодых членов профессорско-преподавательского состава в системе университета штата, возглавлял свою собственную лабораторию исследования биологического саморегулирования. Однажды мне в голову пришла мысль о том, что, стараясь проникнуть все глубже и глубже в строение мозга для изучения его функций, я смотрел «не с той стороны микроскопа». Я понял, что должен был бы взглянуть на проблему издалека, отойти к иной системе взглядов и понятий, чьи правила о времени и пространстве сильно отличались бы от той научной парадигмы, которой я был обучен. Тогда я услышал слабый голос, зовущий меня покинуть лабораторию и отправиться на Амазонку, где я смог бы исследовать обряды шаманов, полностью полагающихся на силу ума (психики), и создать то, что я потом стал называть «психосоматическим здоровьем».
Все мои друзья думали, что я сошел с ума, так как отказывался от многообещающей карьеры ради дикого путешествия в джунглях. Лишь один человек был счастлив видеть меня отправляющимся в путь – мой декан, который считал, что все принятые, сознательные научные исследования были пустой тратой времени и денег. Я помню, как стыдно мне было, и как была разочарована моя семья тем фактом, что я покидал престижную работу в университете и становился исследователем. Даже спустя годы, когда я уже был автором полдюжины книг и читал лекции в университетах по всему миру, моя мать спрашивала меня, когда же, наконец, я устроюсь на «настоящую» работу в университете? Мать заметила мне, что она больше гордилась моей университетской работой, чем той, которой я занимался теперь.
Воспоминания о том, как в прошлом нам было стыдно быть не такими, как все, доставляют нам столько неудобств, что мы переносим наше чувство стыда друг на друга и присоединяемся к всеобщему коллективному кошмару беспомощности и страха. Мы относимся с недоверием к каждому, кто думает, чувствует и ведет себя не так, как все остальные, а в глубине души мы завидуем им. Захваченные своим кошмаром, мы не беремся рисковать и становимся циниками. Наше доверие к другим ослабевает, и мы настойчиво утверждаем, что можем позаботиться о себе без чьей-либо помощи.
Мы хотели бы думать, что сами творим наши жизни, что мы критичны и притягательны. Однако в итоге оказывается, что мы готовы лишь к светскому проявлению неприятия. Например, возмущаемся, как можно водить машину вызывающе яркого красного цвета, а не обычной, нейтральной окраски? Ходить на работу в «гавайке» (рубашке с короткими рукавами и ярким пестрым рисунком) вместо костюма, и так далее. К сожалению, обнаруживается, что наши «оригинальные» поступки стали пустыми символами, а жизнь превратилась в пародию телевизионного шоу с людьми, играющими стереотипные роли по тривиальным сценариям.
Недостаток своеобразия и смелости – это признаки нашего всеобщего кошмара. Так как у нас всех есть фундаментальная потребность в безопасности, которую мы удовлетворяем с помощью обыденности и однообразия нашей жизни, мы стремимся приспособиться и успокоить себя, думая, что завтра все будет так же, как сегодня. В действительности, видный американский психолог Абрахам Маслоу, создавший пирамиду потребностей, обнаружил, что люди ставят потребность в безопасности выше потребности в любви и уважении. Перемены заставляют нас столкнуться лицом к лицу с неизвестным и со всем тем, что для нас непривычно. Поэтому мы избегаем перемен. Прежде чем выйти за дверь, мы хотим основательно убедиться в том, что мы не столкнемся с какими-либо неудобствами, что наш путь будет всегда чистым и приведет прямо к цели. Достаточно лишь малейших сомнений, чтобы мы наглухо закрыли дверь. Нам представляется менее болезненным оставаться с тем, что привычно, даже если мы продолжаем ворчать и жаловаться на то, как это ужасно.