«Я же, несчастнейший смертный, сынов взрастил браноносных …
Я пятьдесят их имел при нашествии рати ахейской
Их девятнадцать братьев от матери было единой
Прочих родили другие любезные жёны в чертогах;
Многим Арей истребитель сломил им несчастным колена.
Сын оставался один, защищал он и град наш, и граждан;
Ты умертвил его, за отчизну сражавшегося храбро.
Гектора! Я для него прихожу к кораблям мирмидонским;
Выкупить тело его приношу драгоценный я выкуп».
И заплакали они оба, Приам по-прежнему простёртый у ног Ахиллеса, и «горестный стон их кругом раздавался по дому», а потом, когда «насладалися они благородными слезами и желание плакать от сердца отступило», поднял Ахиллес простёртого старца и произнёс он «крылатые речи», уже за порогом своей ярости и своей дикой гордости, которые ранее ничто не могло усмирить.
«Крылатые речи» Ахиллеса сводились к тому, что «ах, злополучный, много ты горестей сердцем изведал», признанием, что в груди старца бьётся «железное сердце», и, главное, изумлением масштабом горестей другого человека.
Если всё в этом мире решают боги, просто бросая жребий, просто развлекаясь, то, следовательно, ни один из смертных ни перед кем из смертных не виноват, но судьба другого может потрясти человека масштабом его горестей. В конце концов, Приам и Ахиллес похожи своей несчастливой участью: они не лишены исконных греческих добродетелей, но каждый раз у них всё отнимается
… они никогда не попадут в список «счастливых людей», которые будет составлять позже мудрец Солон …
Теперь, после всего, величавый в своём спокойствии Ахиллес приказывает принять дары, «омыть и мастями намазать» тело Гектора, а после этого он сам поднимет тело и положит его на одр.
Был вечер, Приам должен был отправиться с телом сына с восходом Зари, и двум мужчинам, уставшим за день, но исполнившим к концу дня свои главные обязанности, только и оставалось, что подкрепиться едой. Ахиллес сам «закалает белорунную овцу», и когда «питием и пищей насытили сердце», по-иному взглянули друг на друга, «оба они наслаждались, один на другого взирая». И, напоследок, попросил Приам последнее, что мог попросить в его положении старец, заснуть, поскольку он не смыкал очи с того дня, как «несчастный мой сын под твоими руками погибнул».
И уложил Ахиллес старца, и позволил себе пошутить (так у Гомера?!) с почтенным старцем. Только и осталось Ахиллесу, как выяснить, сколько дней будет длиться оплакивание и погребение Гектора, чтобы прекратить на это время битвы.
Так произнёс Ахиллес – и Приамову правую руку
Ласково сжал, чтобы сердце его совершенно спокоить
Так отпустил: и они на переднем крыльце опочили,
Вестник и царь, обращая в уме своём мудрые думы.
Но Ахиллес почивал в глубине крепкостворчатой кущи,
И при нём Бриссеида, румяноланитая дева.
… стоит ли напоминать, что это та самая Бриссеида, которая и стала причиной гнева Ахиллеса …
Гомер рассказывает, что глубокий сон и есть вершина блаженства, и в эту ночь спали не только Ахиллес и Приам, но и бессмертные Боги.
Силу превозмочь нельзя, никому это не под силу, но можно успокоиться, можно заснуть. Так спят все они в эту ночь, и Приам, и Ахиллес, и бессмертные, беспечальные боги, и коннодоспешные мужи. Один вестник Гермес не спит, не имеет права спать.
А на следующее утро, едва взойдёт розовопёрстая вестница утра, начнут люди свою каждодневную «суету сует»: ахейцы доставят тело Гектора в Трою и начнётся великий (героический) плач по Гектору…
Как набат начинает Гомер свою «Илиаду»,
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал.
И завершает почти буднично,
Так погребали они конеборного Гектора тело.
… возвращаясь к «уязвимости».
То ли оскорбленная вмешательством Пелея, то ли удручённая тем, что у её сына осталась уязвимой «пята», Фетида покинула мужа и тот отдал Ахиллеса на воспитание мудрому кентавру Хирону. Учил мудрый кентавр Ахиллеса игре на сладкозвучной кифаре, пению, лекарскому искусству, умению лечить раны.
Чему ещё, в чём заключалась мудрость кентавра, которую он должен передать Ахиллесу?
Мы можем только строить догадки и предполагать (или домысливать, довоображать), что Хирона и Ахиллеса объединяет уязвимость перед лицом Судьбы. И предполагать, что учил Хирон Ахиллеса – выдержке.