Все они приняли эти новые правила игры.
Все, кроме Роберта Кона.
Роберт Кон, которого не жалко.
Читатель «Фиесты» с самых первых строк натыкается на Роберта Кона. Он как заноза, злодей, не злодей, он всех утомляет, и без него муторно, а тут ещё он со своими страданиями.
Рассказчик не пытается его разгадать, может быть потому, что нельзя больше разгадывать человека, может быть потому, что нет больше «типических героев в типических обстоятельствах». Он только скажет, возможно, он славный малый, но всё-таки он, Роберт Кон, чужероден.
Буквально: чуже-роден, из чужого рода, и этим многое, если не всё, сказано:
… Роберт Кон когда-то был чемпионом Принстонского университета в среднем весе …
… Он не имел склонности к боксу, напротив, бокс претил ему, но он усердно и не щадя себя учился боксировать, чтобы избавиться от робости и чувства собственной неполноценности, которое он испытывал в Принстоне, где к нему, как к еврею (избежим как антисемитских, так и сионистских обобщений – Р.Б.), относились свысока. Он чувствовал себя увереннее, зная, что может сбить с ног каждого, кто оскорбит его, но нрава он был тихого и кроткого и никогда не дрался …
… смешнее всего, что он славный. Он мне нравится. Но он совершенно невозможен …
… знаешь, я теперь поняла (это говорит Брет – Р.Б.), что с ним творится. Он не может поверить, что это («это», когда женщина однажды позволила мужчине разделить с ней ложе – Р.Б.) ничего не значило …
… почему вы, Кон, не чувствуете, когда вы лишний? Уходите. Уходите. Ради всего святого! Уберите свою скорбную еврейскую физиономию …
… А мне ни капли его не жаль. Я сам его ненавижу.
Я тоже, – она вздрогнула, – ненавижу за то, что он так страдает.
А где Кон?
Он раскис! – крикнула Брет
Его куда-то убрали.
– Где он?
Не знаю.
Откуда мне знать?
По-моему, он умер …
Есть над чем задуматься.
Роберт Кон был нрава тихого и кроткого, но он становится боксёром и чемпионом, чтобы сбить каждого, кто посмеет оскорбить его, чтобы не быть уязвимым. Он настолько боится своей кротости, настолько боится оказаться уязвимым, что, сам того не подозревая, становится почти жалким в своей уязвимости.
Он не может понять, не может примириться, как может женщина оттолкнуть его после того, что с ними случилось, он называет женщину Цирцеей, будучи уверенным, что она способна превратить мужчин в свиней, только не его, он ведь не щадил себя и стал боксёром и чемпионом.
Мир стал другим, а он, Роберт Кон этого не понимает, мораль, которая идёт впереди человека, стала смешной, а он этого н понимает, обаяние Силы стало улетучиваться, а он этого не понимает, мир стал тихим даже в фиесте, даже в корриде, а он этого не понимает, женщина больше не нуждается в рыцаре, тем более в назойливом рыцаре, а он этого не понимает.
После тех огромных страданий, которые принесла Война, выпячивать свои страдания стыдно, а Роберт Кон это не понимает. Поэтому сначала пустит в ход кулаки, как посмел тореро, чтобы им увлеклась Брет, а потом, обнаружив всеобщую неприязнь, расплачется от жалости к самому себе. Но никто его не пожалеет, только попросят «уходи, уходи». Для них он просто умер.
И невольно задумаешься над тем, что после Большой Войны, мир будет становиться и уже становится не более простым, а более сложным, его по-прежнему будет искушать Сила, но Сила перестала быть всесильной, есть время применять Силу, а есть время не бояться своей чуткости и деликатности, есть время скрывать свою уязвимость, а есть время не стыдиться своей уязвимости.
«Ахиллесова пята» Джейка: то ли горше, то ли смешнее
Можем ли мы сказать, что Ахиллесу не повезло с пяткой? Нелепый вопрос, не по адресу. У античных героев не бывает «повезло», «не повезло». Не было бы листочка с дерева, который прилип к пятке, нашлось бы что-то другое, не было бы пятки, нашлась бы печень или просто запястье.