Джейк вернулся с войны живым, многие, десятки тысяч, сотни тысяч погибли. Можно сказать, повезло, ведь ни от него, ни от тех, которые погибли, ничего не зависело.
Джейк вернулся с войны с ранением, со своей «ахиллесовой пятой». Но его «ахиллесова пята» оказалась необычной, то ли горше, то ли смешнее, то ли человечнее. Невольно подумаешь, что небеса продолжают смеяться, чтобы мы становились человечнее.
Да, глупо было получить такое ранение, да ещё во время бегства на таком липовом фронте, как итальянский.
Это было в Милане, в Главном госпитале, в корпусе Понте. А рядом был корпус Зонде. Перед госпиталем стоял памятник Понте, а может быть, Зонде. Там меня навестил тот полковник. Смешно было. Тогда в первый раз стало смешно. Я был весь забинтован. Но ему сказали про меня. И тут-то он и произнёс свою изумительную речь: "Вы – иностранец, англичанин (все иностранцы назывались англичанами), отдали больше чем жизнь".
Какая речь! Хорошо бы написать её светящимися буквами и повесить в редакции. Он и не думал шутить…
Не падай духом. Никогда не падай духом. Секрет моего успеха. Никогда не падаю духом. Никогда не падаю духом на людях.
Кто знает, что за человек был «тот полковник», может быть действительно глуп и бесчувственен, не понимает, что завершилась эпоха высокопарных слов и высокопарных поступков.
Кто знает, что за человек был «тот полковник», может быть продолжает верить, что мир держится на достоинстве мужчины, а достоинство мужчины держится на известном органе, вот и тянет его на пафосные слова, когда он узнаёт о ранении в этот известный орган.
… Вспоминаются слова американского писателя Джозефа Хеллера:
«А в общем слабовато это орудие мужского превосходства, вселенский проводник энергии, действующий только приступами. Не удивительно, что нам приходится пускать в ход ещё и кулаки, и поднимать крик на кухне».
Эти слова могли быть сказаны только после войны, после того, как война и всё связанное с ней потеряло свою привлекательность, хотя казалось бы слова эти к войне непосредственного отношения не имеют…
Кто знает, может быть, напротив, «этот полковник» не столь глуп и бесчувственен, всё понимает, поэтому и говорит «никогда не падай духом», «никогда не падай духом при людях», понимает, что небеса опустели, понимает, что экзистенциальное одиночество – удел человека, хотя на людях, в присутствии других ещё можно позволить себе высокопарность, наедине с собой не стоит.
А у Джейка хватило силы духа взглянуть на всё это, на липовый итальянский фронт, на памятник то ли Понте, то ли Зонде, на того полковника, для которого все они англичане, на себя самого, перебинтованного, на своё ранение, почти аллегорическое, после тысячелетий мужской кичливости, взглянуть на эту выразительную картину без патриотического ореола, и увидеть её комичность.
Возможно и Джейк когда-то мечтал о «геракловых» подвигах, а сейчас, в госпитале, весь перебинтованный, если он о чём-то и мечтал, то только о том, чтобы убежать в свою «Фтию», убежать вместе с любимой женщиной, родить детей, отпустить их в мир, влюбляться и страдать.
Всё остальное оказалось комичным и смешным, понимание этого и есть то главное, что изменилось за три тысячи лет, со времён «Илиады» и Ахиллеса.
Любовь после Большой Войны.
Слово-понятие «любовь» давно не вмещает все смыслы, которые мы пытаемся вместить в него. Смыслы развивающиеся, неготовые, живущие сами по себе, слово-понятие же застывшее, готовое, само для себя.
Допускаю, что меня заклинило. Не могу вырваться из схемы, мною же сконструированной, но так или иначе, то, что мы называем «любовь» до войны, на мой взгляд во многом, скажу острее, кардинально, принципиально отличается от того, что мы называем «любовь» после войны. Слово-понятие осталось, смыслы поменялись
Когда я говорю «после войны» я имею в виду не просто «смолкли пушки и наступил мир», не просто «война и мир» (вспомним знаменитый роман Льва Толстого), а мир после войны, которая больше невозможна, даже если войны будут продолжаться вновь и вновь.
Я имею в виду смену парадигм, огромный комплекс социальных, психологических, ментальных изменений, но, прежде всего, изменение ролей мужчины и женщины.
Я имею в виду реабилитацию того, что получило название «господин чувствительный мужчина», который существовал всегда, не мог не существовать даже будучи замурованным в средневековые латы, но который вырвался из лат, получил право говорить о себе во весь голос только в ситуации «после войны»
Я имею в виду реабилитацию «независимой» женщины, которой как Норе из «Кукольного дома» Генрика Ибсена, больше не надо доказывать, что у неё есть «обязанности перед самой собой», но которая получила возможность реализовать широчайший спектр этих «обязанностей» только в ситуации «после войны»