Выбрать главу

Одним словом, да здравствует уязвимая пятка!

Не раз приходилось писать о скульптуре Сальвадора Дали «Венера со вставными ящиками».

Откуда берутся эти ящики?

Возможны различные варианты, коснусь только двух.

Традиционное общество, традиционная семья с детства вживляют ребёнку (и мальчику, и девочке, каждому по-своему) деревянные ящики, чтобы никаких спонтанных поступков, никаких спонтанных чувств, опасно для него, а ребёнок (мальчик по-своему, девочка по-своему) став взрослым и прожив целую жизнь может даже не подозревать, что в нём живут (вопреки всему, не умирают) живые чувства, заглушённые этими деревянными ящиками.

Второй вариант. У человека (и у мужчины, и у женщины, у каждого по-своему) не было деревянных ящиков, он (она) был открыт к проявлению искренних чувств, но жизнь, Другой нанесли обиду, ранили, предали, боль долго не проходит, и человек (и мужчина, и женщина, каждый по-своему) сам, по собственной инициативе вживляет в себя деревянные ящики. Чтобы больше не повторились обида, предательство, чтобы избежать боли.

В этом смысле скульптуру Сальвадора Дали следовало бы назвать «Венера со вставными ящиками или как избежать уязвимости».

Мир, в котором мы живём, продолжает оставаться мужским, не в том смысле, что он направлен против женщин, а в том смысле, что прямо или косвенно считается, что мужское доминирование – наиболее разумный способ регуляции взаимоотношений между мужчиной и женщиной, как в обществе, так и в семье.

Так и хочется воскликнуть, бедные, бедные мужчины, многие из вас сегодня (вчера была другая «река» времени) стали тяготиться ролью мужчины, сконструированной культурой (в той «реке» времени), многие из вас готовы соскочить (и соскакивают) из предписаний этой роли, но ничего не поделаешь, приходиться подчиниться предписаниям исторической традиции.

А что это означает? Необходимость мимикрировать, притворяться не только перед другими, перед самим собой, притворяться, что они, мужчины, неуязвимы, что у них надёжная броня.

А чем это заканчивается? В лучшем случае битьём посуды и криками на кухне, в худшем – психлечебницей и самоубийством.

Продолжу с «бедными, бедными, мужчинами». Большинство из них (подавляющее большинство) жаждут неуязвимости. Сознательно или бессознательно, они уверены, Чарльз Дарвин, придумал теорию естественного отбора про них мужчин. Слабый умирает, или если хотите, отмирает, сильный выживает. Жизнь – борьба, мужчина, способный бороться, – двигатель прогресса. Именно на мужчину постоянно кто-то ополчается, пытается отобрать его статус, его имущество, его женщину, приходится давать отпор, чтобы защитить свой статус, своё имущество, свою женщину.

Слово «мужчина» в этом смысле стало синонимом «неуязвимости», и, соответственно, «уязвимость» – признаком не настоящего мужчины, «недомужчины».

Спасибо феминизму, позволил мужчине стать нормальным человеком, в том числе, не бояться уязвимости, следовательно, не бояться Другого, не воспринимать его только как врага.

В той «реке» времени, практически каждый мужчина хотел быть подобным Ахиллесу, но без его пятки, иначе говоря, совершать великие поступки, завоёвывать, присваивать, оставаясь неуязвимым.

Может быть, в новой «реке» времени, мужчины поймут, что в «пятке» Ахиллеса, не только его уязвимость, но и его человечность, благодаря той же уязвимости.

Может быть, на место прошлого обаяния неуязвимости, обаяния быть сильнее Другого, придёт обаяние уязвимости (открытости) перед Другим, которого не следует остерегаться.

В моём воображении импрессионизм – не просто направление в истории изобразительного искусства, а великое открытие-прозрение в мировой культуре.

Оно было открыто-прозрето в Франции, нашло отзвук во всём мире, оказалось всечеловеческим, глубинно человеческим.

На место «остановись мгновение – ты прекрасно», пришло «мгновение –ты прекрасно, потому что преходяще, потому что тебя невозможно остановить».

А «преходящее» прекрасно, потому что «уязвимо», потому что «ранимо» и «хрупко».

В японской культуры, в японском изобразительном искусстве, есть направление, которое получило название укиё. Оно зародилось в XVII веке, продолжается до сих пор. Оно включает в себя огромное количество имён выдающихся живописцев и графиков.

Изначально укиё означало «плывущий мир», это значение не исчезло, но к нему стали прибавляться, переплетаясь, ассоциативно отсылая друг к другу, такие значения как «мир скорби», «юдоль печали», и одновременно (в другие века, в других культурных ситуациях) «мир мимолётных наслаждений», «мир преходящих мимолётных наслаждений».