«Беседы» до сих пор помогают жить, напоминая, что очень часто мы продаём свою свободу воли за ничтожную плату, буквально за пять гривенников, не понимая, что тем самым мы обкрадываем самих себя, обрекаем на недовольство собой, которое мешает нормально жить.
«Беседы» до сих пор помогают жить, разъясняя, как справиться с гневом и беспокойством, как справиться с одиночеством, рецептов нет, только и можно, что изменить точку обзора и на себя и на других, вызвавших наш гнев и беспокойство.
«Беседы» до сих помогают не только жить, но и умирать.
Дверь должна быть открыта и для жизни, и для смерти, считает Эпиктет.
Если дверь открыта, нет повода для беспокойства. Если дверь открыта, но ты не готов уйти, оставайся. Даже если тяжело, даже если нестерпимо, оставайся. Боль и страдания неизбежны для обычного человека, которому «Беседы» не всегда и не во всём способны помочь, но если боль и страдания предпочитаешь смерти, оставайся.
В конце концов, это так просто, не без иронии, и не без снисходительности (как возможна мудрость без иронии и снисходительности) говорит Эпиктет:
«“Дыму наделали в жилище”. Если не чересчур я остаюсь. Если слишком много, я выхожу».
«Человек – животное символическое».
Так уж устроен человек, он постоянно удваивает свою жизнь, запечатлевает в символах то, что запомнил. «Случилось» означает для человека, запечатлел в символах, не запечатлел в символах, значит ничего не «случилось».
Вопрос «как было на самом деле?» не просто наивный, бессмысленный. По человеческим меркам «как случилось» и «как запечатлелось» не тождественны только в том смысле, что человек способен их мысленно различать, «запечатленное» в символах, становится одним из возможностей того, что «случилось».
Эрнст Кассирер называл человека «символическим животным» («animal simbolicum»).
Символ позволяет наделять те или иные «события» разными смыслами и интерпретировать их в различных контекстах.
Символ делает человека бездонным, он никогда не равен самому себе, символ позволяет человеку будучи «здесь и сейчас», быть «во все времена».
Цепочка смыслов, расположенная во времени («время», ещё один человеческий символ), становится историей как запечатлённым прошлым человека.
Благодаря символу, человек отчуждается от природы, перестаёт быть чисто природным существом, благодаря символу человек обретает себя как культурное существо, способное осмысливать своё внеприродное существование.
Символ обрекает человека на двойственное существование между миром реальным и миром виртуальным, и человек то мнит себя центром мироздания, то впадает в депрессию от несовпадения с самим собой, как культурным существом.
Природа в человеке, его геном, не позволяют ему вырваться за предустановленные ограничения, но культура, запечатленная в символах, обнаруживает, что возможности человека практически беспредельны. Не будет преувеличением, если мы позволим себе озорной парадокс, не геном предопределяет культуру, а культура предопределяет геном.
… Другой вопрос, что при этом, одни люди (одни культуры), воспринимают природу (геном) как приговор и не реализуют даже одного процента своих возможностей. Другие люди (другие культуры) позволяют себе чрезмерную дерзость («hibris», сказали бы древние греки) и разрушают природу вне себя и внутри себя…
Символ заставляет человека вновь и вновь отвечать на вопрос «что такое жизнь?» и «что такое смерть?», память становится символом жизни, забвение – символом смерти.
Благодаря символу, вопросы о жизни и смерти оказываются многосмысленными и многовариантными, они меняются от эпохи к эпохе, от народа к народу.
Окончательных ответов на эти вопросы не может быть, человек – «недопеченный хомо», вечное вопрошание о «жизни и смерти» становится онтологией его существования.
Миф как культурная терапия.
Миф – первая и самая мощная символическая система, созданная человеком. Миф тотален, он всё знает, ни в чём не сомневается.
С мифа начинается удвоение человеческой жизни, человек начинает жить в системе культуры, которую сам же создал. Миф становится культурной терапией человека.
У мифа свой способ «ответа» на вопросы, которые задаёт ему жизнь. Клод Леви-Стросс называл этот способ «бриколажным», если позволить себе некоторое упрощение, то речь идёт о достижении цели обходными путями, миф отвечает, не отвечая, отвечает, рассказывая свои «истории».
При этом миф всегда сохраняет целостность и неразложимость, которые не позволяют рассыпаться той или иной мифологической комбинаторике.