Таинства одновременно разрушали и публичность смерти, и её приватность, а тем самым переступали через стену, как границу публичного и приватного, как границу между тем, что там вовне, и тем, что здесь, внутри.
Вопрос в том, как возможна духовная практика Элевсинских мистерий в современном мире, глобальном, с одной стороны, рациональном, с другой.
Но бесконечные рассуждения о росте бездуховности в современном мире, даже если считать их во многом преувеличением, свидетельствуют о том, что современный человек нуждается в подобной духовной практике «невыразимого», того, что невозможно выразить словами.
Рациональный человек, чтобы оставаться человеком, должен вновь и вновь открывать пределы рационального, чтобы культивировать духовную практику «невыражаемого».
Должен вновь и вновь учиться встречаться со смертью без отчаяния и без уныния.
Архитектура: между жизнью и смертью.
Парадокс: то, что мы называем «памятниками» архитектуры прошлых эпох, то, что обретает символический язык в культуре, это, прежде всего, мемориалы, мавзолеи, некрополи, плюс храмы, соборы, другие культовые сооружения, плюс комплексы дворцов монархов, прочих правителей. Всё остальное, что относится, условно говоря, к «жилищу людей», или совершенно исчезло, или стало областью археологии с локальными символическими смыслами.
Стараюсь избегать слишком смелых обобщений, но создаётся впечатление, что человечество долгие годы не обладало вкусом к повседневности, вкусом к красоте будней, их заслоняли мужские игры, соперничество, война, захват территорий, утверждение коллективных ценностей.
Это не могло не отразиться на характере архитектурных сооружений. Они говорят или о жизни перед лицом смерти, или о жизни в свете вечности.
Вспомним египетские пирамиды, о многом говорит их символический язык, но прежде всего о смерти, или о жизни после смерти, всё остальное вторично. Не будем забывать, что древние египтяне высоко ценили семейное счастье, не будем недооценивать изысканность любовной лирики древних египтян (скорее во времена древнеегипетского «декаданса», но тем не менее), не будем недооценивать страсть древних египтян к письменности, до нас дошли надписи на саркофагах, амулетах, статуэтках, тканях, своеобразная память о повседневном, но символика некрополя, усыпальницы, загробной жизни довлеет над всем.
Другой пример: мавзолей в Галикарнасе, гробница Мавсола, благодаря необычной форме, пышности отделки и прочему, была признана одним из семи чудес древнего мира. Строительство своей будущей гробницы Мавсол планировал ещё при жизни, продолжила строительство его вдова, которая по преданию подмешивала прах покойного мужа в своё питье, доведя себя до смерти. Урны с пеплом мужа и жены были помещены в ещё не законченную гробницу.
Мавзолей простоял более 16-ти веков и, по мнению историков архитектуры, оказал заметное влияние на мемориальную архитектуру различных стран (США, Япония, Австралия).
Мавзолей в Галикарнасе, на мой взгляд, позволяет говорить об извращённом тщеславии человека, не способного примириться с собственной смертностью.
Ещё один пример: дворец царя Миноса в Кноссе.
С ним связано несколько примечательных фактов.
Во-первых, не только великолепие самого дворца и его стенных фресок (изображения, которые получили название «парижанок»), но и такие инженерные достижения как естественное и искусственное освещение, водопровод и канализация, вентиляция и отопление.
Во-вторых, минойская цивилизация обычно рассматривается как некое преддверие древнегреческой цивилизации, при этом подчёркивается их принципиальное различие, центром города стал не дворец, а площадь, агора, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Наконец, в-третьих, согласно новейшим исследованиям, дворец царя Миноса в Кноссе был некрополем, в котором могущественная секта практиковала изощрённые погребальным обряды с жертвоприношением.
При сравнении с этим дворцом-некрополем архитектурный образ древнегреческого полиса (того же афинского полиса) воспринимается будто из другой культурной галактики. Агора, это не просто площадь, это политическое пространство, вокруг него общественные здания и они совместно воплощают единство гражданской общины. За этим ансамблем мир ойкоса, частные жилые дома, а несколько в стороне или на возвышении, то, что можно назвать храмом (тот же Акрополь в Афинах).
Если говорить образно (и символически), дворец-некрополь апеллирует к посмертному, к вечности, агора – к открытости, к жизни «здесь и сейчас», которую должны сдерживать от пустой болтовни общественные здания (предвестие будущих политических институтов) и Храм (в стороне!) как носитель сакральных смыслов, по-своему защищающий агору от эрозии.