Послышался лязг – это Гвоздь захлопнул дверцу клетки. Стур скорчился внутри, прижавшись грязной спиной к прутьям и свесив между ними руку.
– Похоже, у нас на руках все карты.
– Но их еще нужно правильно разыграть, – возразил Клевер, сумрачно глядя на то, что осталось от Стура Сумрака.
– Карлеон наш, – заметил Трясучка.
– А с ним и половина Севера, – просипел Черствый. – Люди Большого Волка разбежались по норам зализывать раны, да и у Черного Кальдера, сдается мне, мало кого осталось.
– Надо ударить по нему сейчас, – сказал Гвоздь. – И посильнее.
– Кальдер слаб! – прорычал бородатый громила.
– Кальдер хитер, – возразила Изерн. – Не сомневаюсь, что у него здесь есть шпионы.
Стур был врагом того сорта, что нападают на тебя сразу. Черный Кальдер принадлежал к другому.
– Сомневаюсь, что он хотя бы вполовину так слаб, как кажется, – сказала Рикке. – У него все еще есть друзья, и он наверняка уже их собирает.
– К тому же дело идет к зиме, – добавил Трясучка, кивая в сторону белесого неба за окнами.
– Нужно, чтобы он сам пришел сюда. – Рикке шлепнулась на сиденье трона и перекинула ногу через подлокотник, пытаясь выглядеть по-домашнему, хотя, видят мертвые, в этой чертовой штуковине не было ни капли уюта. – Чтобы мы могли выбирать, где сражаться и когда сражаться.
– И как же ты это устроишь? – иронически спросил Черствый.
– О, я знаю, как. – Рикке приложила кончик пальца к татуированной щеке и театрально подмигнула Трясучке своим слепым глазом. – Я это видела!
Никто больше не смеялся над такими заявлениями. Никто не глумился и никто не спорил. Фактически ее слова были встречены почтительным бормотанием. А также пугливыми взглядами и нервным переступанием с ноги на ногу. Все эти Названные, закоренелые убийцы, испытывали благоговейный трепет перед Тощей Рикке и ее Долгим Взглядом. Еще год назад она пряталась от Стура Сумрака в ледяной воде горной речки. А сейчас он сидит, запертый в собственной клетке! Припадочная Рикке, которая, бывало, обсиралась посреди улиц Уфриса, завладела половиной Севера! При мысли об этом ей хотелось разразиться диким хохотом, но это сбило бы нужное настроение.
– Терпение, – мягко проговорила она, постукивая ногтем по облупившейся краске на подлокотнике Скарлингова трона. – Мы должны прожевать то, что откусили, прежде чем кусать заново. Пока вы, ребята, развлекались по дороге из Уфриса, тут поднакопилось работенки.
– Я от работы никогда не отлынивал, – сказал Трясучка.
– Мы тут делаем запасы еды на зиму, и у меня такое ощущение, что ребята в соседней долине что-то от нас утаивают. Может быть… – Она искоса взглянула на Изерн. – Может быть, я была с ними слишком мягкой. Надо бы тебе съездить к ним с парочкой других каменных сердец.
В металлическом глазу Трясучки блестело изогнутое отражение высокого окна.
– Просто предупредить или поучить?
«Просто предупредить», – вертелось у нее на языке. Но все смотрели на нее. Смотрели и оценивали. Перед такими ублюдками, как эти, она не могла себе позволить выглядеть слишком снисходительной.
– Решай сам. И возьми с собой Черствого, раз уж он нынче в таком кровожадном настроении.
– Конечно.
Трясучка, поманив за собой Черствого и нескольких других, направился к двери.
– Клевер!
– Рикке?
– Съезди со своими людьми в долину Красной речки. Кальдер с его ребятами там порезвились, сожгли пару ферм. Дай им ясно понять, что этот берег реки мой.
– Снова на холод! – Клевер с вожделением посмотрел на пылающий очаг и вздохнул. – Это большая честь для нас, правда, Шолла?
Каменнолицая девушка повернула к нему каменное лицо.
– Неописуемая.
Пока Клевер и его люди выходили, Рикке подозвала к себе Корлет.
– Скажи, чтобы вскипятили воды, и вымой этого ублюдка в клетке, ладно?
– Милосердие? – спросила та, подняв бровь.
– Разве что к моему носу. Он воняет, как адское дерьмо.
– Я по-прежнему считаю, что луна бы улыбнулась, если бы он вернулся в грязь. – Изерн потыкала синим пальцем прутья, и клетка начала тихо поворачиваться. Большой Волк лежал на дне, не шевелясь, словно груда грязных тряпок. – Помнишь, как он гонял нас по лесам, замерзших, голодных, пожранных комарами? Помнишь, какие чувства ты к нему испытывала?
– Я ничего не забыла, – сказала Рикке.
– Он сказал, что пошлет твоему отцу твои кишки в шкатулке. «Сломай то, что они любят», – это его слова.