5.1. Тело сновидения и животное-нагваль
"Сон странным образом обучает нас легкости проникновения нашей души в любой объект и одновременно превращению в него."
После всех пояснений, сделанных в предыдущей главе, вы можете, вероятно, составить примерное представление о «сновидении» толтеков. Однако на практике искусство сновидения представляет собой столь огромную область чудесного, что очень трудно конкретно описать действительное богатство сферы сновидения. Дело в том, что искусство сновидения охватывает иной мир, чем искусство сталкинга. Кто вспомнит диапазон, охватываемый сталкингом, тот, вероятно, удивленно возразит, что это невозможно, потому что мы говорили, что сталкинг включает все вообще возможные вещи и действия, существующие в обычном мире, которые обретают в этом искусстве единство. Это верно, но сновидение идет еще дальше. Следующая цитата дает примерное представление о размерах этой области. Зулейка, одна из спутниц Дона Хуана и одновременно учительница Кастанеды в искусстве сновидения, так объясняет основы своего искусства:
"Она сказала, что наше первое внимание привязано к эманациям земли, тогда как второе — к эманациям вселенной. При этом она имела в виду, что сновидящий уже по природе своей находится вне всего, что касается повседневной жизни". 123) Так, например, путешествует Кастанеда в своих сновидениях с помощью Зулейки к иным планетам в других солнечных системах. Все это не представляет проблемы для сновидящего, если он накопил достаточно энергии для такого путешествия. Конечно, подобные путешествия совершаются не в обычном физическом теле, а в теле сновидения. Тело сновидения является воспринимающей формой выражения нашего второго внимания и представляет собой на самом деле пузырь энергии, светящийся шар; в противоположность ему наше обычное тело является воспринимающей формой выражения нашего первого внимания.
Но только что, в предыдущей главе, я говорил о том, что двойник толтеков также является телом сновидения, и я сказал также, что двойник представляет собой точную копию нашего тела. Как понять это, если тело сновидения представляет собой светящийся шар? Пояснение простое, хотя, на первый взгляд, и не совсем понятное: человеческий облик двойника — это проекция нашего собственного воспоминания о нашем физическом теле, это вид голограммы внутри светящегося поля энергии истинного тела сновидения. Поэтому тело сновидения может принимать и любые другие формы; оно может представить себя — точно так же в виде голографической проекции — животным или растением.
На этой способности тела сновидения, которая доступна в полной мере только магам, покоится бесчисленное количество историй о ведьмах и волшебниках, которые предположительно могут превращаться в животных. Особенно в пространстве индейской культуры, в частности в Мексике, ходит множество таких рассказов о магах и ведьмах, которые способны к подобным превращениям. Архаически-угрожающая курьезность всех этих рассказов, как представляется, ввела в заблуждение европейскую этнологию, потому что в ней существует абсурдное мнение, будто весь нагвализм ограничивается подобным культом превращения в животное. Естественно, толтекский нагвализм знает о принципиальной возможности подобного превращения, однако это — только узкий аспект комплексной системы знаний толтеков.
Чтобы немного прояснить возникшие на этой почве недоразумения, я хочу поближе коснуться данной темы. Неверное понимание со стороны сегодняшней этнологии не может быть преодолено до тех пор, пока этнология будет продолжать рассматривать данный феномен со стороны. Это значит, что этнолог, чтобы действительно понять, что же делают маги чужих народов, должен сам сделаться таким магом — так, как это сделал Кастанеда. И уж по крайней мере он должен без предвзятости, внимательно слушать рассказы магов о своей практике.
В ходе моих тренировок в искусстве сновидения я тоже собрал некоторый опыт таких превращений. Так, я учился превращаться в кошку или в сарыча. Поскольку невероятно трудно описать такие необычные опыты с помощью интеллекта, я хочу просто рассказать, как происходил один из подобных случаев. Опыт, который я сейчас опишу, основывается не на одном-единственном переживании, то есть на одном сновидении, а на целой серии сновидений. Как представляется, один из типичных параметров сновидений и есть тот, что определенные темы регулярно повторяются, одни и те же — для каждого сновидящего свои — мотивы всплывают вновь и вновь в сновидениях.
В то время, о котором я хочу рассказать, я постоянно сновидел о полетах. Мои сновидения развились уже до такой степени, что мне не было нужды смотреть на свои руки, чтобы иметь ясное осознание, что я нахожусь в сновидении. Сцены сновидения проявлялись четко и не изменялись. В этих сновидениях о полетах я воспринимал все еще как человек с человеческим телом, аналогичным обычному физическому телу. И вот летал я в человеческом обличии по воздуху, как какой-нибудь супермен или родственник призраков. Я продолжал так летать до тех пор, пока не произошло следующее.
Вдруг я очутился в горах. Я знал, что я нахожусь в состоянии сновидения, потому что несколькими мгновениями прежде я лежал с открытыми глазами в моей постели. Вероятно, ранее я бы сразу проснулся от страха при такой внезапной смене места сновидения, но постоянная тренировка в сновидении приносит удивительное спокойствие и отрешенность в подобных ситуациях. Итак, я осматривал новую сцену. Горы были мне знакомы. Это были те самые горы, где я совсем недавно останавливался с моими спутниками. Я почувствовал желание передвигаться и попытался немного пройтись. Однако эту попытку пришлось вскоре оставить, потому что обычная ходьба человеческого физического тела трудна для тела сновидения. Поэтому я полетел. При этом мне в голову пришла мысль, что я никогда еще не видел эту местность сверху, потому что никогда прежде в сновидениях я не летал над горами. Я начал быстро набирать высоту, потому что подобные мысли не являются для тела сновидения делом разума, которого он в обычном смысле не имеет, но скорее непосредственным приказом, который сразу же переходит в действие.
Так кружил я некоторое время над верхушками деревьев, покрывающих склон горы. Вдруг позади себя я услышал призывный крик сарыча. Я развернулся в полете и увидел птицу, сидящую невдалеке на верхушке дерева и наблюдающую за мной. Когда сарыч заметил, что я его тоже вижу, он расправил свои крылья и взлетел. Я было испугался, что он сейчас улетит прочь, когда увидел, что птица направляется прямо ко мне. Он пролетел совсем рядом со мной, и вскоре развернулся и возвратился. Он кружил возле меня. Хотел ли он изгнать непрошеного гостя из своего пространства? Я инстинктивно посмотрел в темный птичий глаз, чтобы узнать о его намерениях. Тут я почувствовал, что он требует от меня, чтобы я полетал вместе с ним. Так начался мой первый урок обучению полетам у птиц. Возможно, в устах европейца это звучит смешно, но все произошло точно так, как я описываю. Итак, я продолжаю рассказ.
Сарыч летел на некотором расстоянии впереди меня. Мимолетно взглядывая назад, он требовал, чтобы я прочувствовал все его движения в полете. Вероятно, мои первые попытки показались птице очень неуклюжими, потому что она подлетела ко мне и стала показывать в нарочито преувеличенной манере каждое отдельное существенное для полета движение. Я понял, что должен значительно больше концентрироваться на руках, если я хочу научиться летать так, как мой оперенный учитель. Едва я осознал это, как мои руки тела сновидения превратились в крылья. Я чувствовал каждое отдельное перышко, но самым удивительным была подвижность совершенно нового рода, которой обладали эти крылья. Совершенно легкими вращательными движениями или взмахами я мог управлять своим полетом. Мой спутник с любопытством разглядывал меня, однако он казался все еще недовольным мною. Он начал, опять-таки преувеличенно, вертеть туда-сюда своей головой. Тут я понял, что он хочет сказать: у меня до сих пор была человеческая голова, мое превращение было еще не полным. Я начал точно так же вращать моей головой, как мне показал сарыч. Мне очень трудно описать, что затем произошло. Я сам сделался сарычем, и у меня было такое чувство, будто я никогда и не был кем-то другим. Я кружил вместе с моим товарищем по виду на невидимом воздушном потоке в вышине. Этот способ передвижения вообще не требовал никакой затраты сил, ощущение было, будто скользишь на теплой невидимой подушке. В этот момент я знал все об этих птицах, потому что я и сам был одной из них. Однако эти знания почти невозможно передать словами, я чувствовал их в этот момент находящимися глубоко внутри меня. Знание было в движении крыльев, в повороте головы, содержалось во всех частях птичьего тела — и этой птицей был я сам.