Не то чтобы я ее лично знала, но мы читаем газеты, следим за событиями. Хазарды, в конце концов, принадлежат всем. Они — национальное достояние.
Старшие падчерицы со временем тоже попали на телевидение. Моя сводная сестра и головная боль — Саския — ведет серию кулинарных передач; она теперь — телевизионный шеф-повар. Другая сестра, Имоген, разработала уникальное амплуа золотой рыбки. Без шуток. Сериал для мелюзги про какого-то карпа в аквариуме по имени Золотинка. Идет уже лет двадцать, карпы долго живут. Не понимаю я иногда англичан.
Если не считать случайных мельканий при смене телевизионных каналов, мы никого из Хазардов сто лет не видели, разве что в газетах. После провала единственной попытки Мельхиора на стезе кинематографии — постановки “Сна в летнюю ночь” — он избегал нас изо всех сил, потому что пригласил тогда в фильм только как амулеты на счастье, и посмотрите, какой катастрофой все обернулось! Со Второй мировой войны мы только раз сидели с ним за одним столом, и тогда дело тоже закончилось слезами. Что до госпожи Масленки, то она никогда не сгорала от желания знаться с побочными дочками мужа, тем более что эти дочки годились ей в матери. Но из газет мы узнавали, что мальчики поступили в школу Бидейлз{50} и что Гарет ее закончил, а Тристрама исключили за пьянство и дебош.
Какой визг подняли бульварные газеты, когда Тристрама исключили! Каталка веселилась от души. Малыш Трис в атласном камзоле и вельветовых трусах арестован за травку в 68-м. Тициановские кудри. В мюзикле “Волосы” он танцевал на подмостках в чем мать родила. В 76-м в состоянии опьянения, в клетчатых облегающих брюках и с прической шипами (как всегда — щеголь), он разбил свой первый “лотус элан”{51}. О-о-о, что это был за негодник, сколько хлопот он доставил своей мамочке. Имя не сходило с газетных страниц, во всех светских сплетнях — секс, наркотики и рок-н-ролл.
Гарет, хвала Господу, не таков.
Работать на телевидении Тристрама, видимо, пристроила госпожа Масленка. Она, наверное, к тому времени совсем отчаялась что-либо придумать. Если только это не дело рук коварной суки Саскии. Когда он пару лет назад впервые пришел нас навестить, еще до появления у него привычки инвестировать в идиотские фасоны мужских костюмов — он тогда носил галстук и джинсы и был помощником режиссера-постановщика, — то, по его словам, хотел пригласить нас в их передачу.
“Ничего себе!” — сказала Нора. Хотя мы к этому часу обычно еще не одевались, она, раз пришли по делу, натянула платье и слегка подобрала волосы. Выглядела она довольно вульгарно. “Нам в обед сто лет, а вы хотите, чтобы мы ноги заголяли!”
— Я горжусь своими тетушками, — провозгласил Тристрам, — когда Саския сказала мне, что легендарные сестры
Шанс приходятся мне тетями, я был просто в восторге.
“Тетями”, видите? Ох уж эта Саския. Мы переглянулись, но вслух ничего не сказали. Нужно признать, в нем есть обаяние. Скользкое такое обаяние. Я видела, что Нора почти поддалась на соблазн — по своей привычке постукивала ногтем по передним зубам. Мы и деньжат могли бы немножко подзаработать на этом предприятии. Но от мысли, что нам, старухам, придется отжигать пенсионный чарльстон на потеху публике, меня чуть не стошнило; да и то, что в этом деле не обошлось без Саскии, настораживало — нужно было держать ухо востро.
И тут появилась Тиффани, у нее был свой ключ, и она могла приходить когда угодно. Без стука. Просто открылась дверь, и она вошла.
Ну и явление! В ажурных чулках и кожаной мини-юбке она, бедняжка, выглядела как настоящая шлюха. Бренда и Лерой слишком баловали ее, вот ей и не было удержу. Она была первой, у кого в школе появился магнитофон. Мы всегда предупреждали: “Подождите, вырвется она из узды!” Только сама невинность осмелилась бы надеть такую юбку. Добрее и наивнее девочки, чем наша Тиффани, не сыскать, хоть у нее и хватило ума выставить свои сиськи на обозрение в газете. “Шесть футов два дюйма гибкой кофейной прелести” — гласила подпись под фотографией на третьей странице{52}. Она, конечно, не осмелилась рассказать отцу, но, к счастью, он из принципа никогда не держал в доме “Сан”. Самая славная девушка во всем Лондоне, но уж очень наивна.