Мы напоминали детей, нарядившихся взрослыми, чтоб идти в гости, а наша невинность обращала шампанское, которым нас угощали, в имбирный лимонад, стоило ему коснуться наших прелестных, глупеньких губок.
Судьба продолжала улыбаться Мельхиору. Величайший шекспировский актер нашего времени преуспел и в музыкальной комедии, и купался в деньгах. Шоу работало как печатный станок; он жил на широкую ногу. Помимо большого особняка на Итон-сквер (не могу удержаться, чтоб не сказать, что нас туда ни разу не позвали, только однажды леди А. пригласила на детский чай, от чего мы отказались), у него было обширное поместье в Суссексе, принадлежавшее семейству леди А. с того времени, когда Гийом Бред де Линде побил каких-то саксонских мужланов через год после битвы при Гастингсе; огромный дом в этом поместье, ферма близ дома, лачуги для плебеев и деревенька-другая. Свое новоприобретенное богатство он пустил на отделку особняка Линде-корт в шикарном стиле, подобающем загородной резиденции королевской семьи.
Но гены не обманешь. Сколько он ни старался, феодальное поместье неизменно сохраняло вид времянки; он был актером до мозга костей, и жить ему было суждено среди декораций. Бедняга мечтал о доме, выглядящем так, словно каждое кожаное кресло в библиотеке стояло там не менее полувека, где туманная патина старинных зеркал милостиво смягчала отражение появляющихся у глаз морщинок; но мадам из Мейфер, которой он поручил отделку, словно отдавая должное его профессии, усилила в интерьере акценты, как это делается на сцене.
Нас туда, к слову, на выходные ни разу не приглашали.
Поэтому, пусть и сквозь зубы, однако приходится признать, что мы с восторгом, но и с некоторым подозрением приняли на Рождество в первый год постановки “Что же вы хотите, Уилл?” приглашение, больше смахивающее на королевский приказ: прибыть в Линде-корт на костюмированный бал по мотивам “Двенадцатой ночи”.
Мы должны были ехать туда после спектакля и присоединиться к веселью, будто нам не впервой.
— Ты представляешь, кто там собирается? — в возбуждении сообщил мой поклонник, знаменитый композитор. — Половина Голливуда!
Перри расхохотался и хлопнул себя по животу.
— Да здравствует Голливуд! Кто, вы думаете, пригласил эту публику? Может, это ваш счастливый шанс, девчонки!
До нас наконец-то дошло, что под видом вечеринки в поместье Мельхиора проводились колоссальные пробы, и мы принялись надраивать чечеточные туфли, пока не пришло время закутаться после спектакля поплотнее и забраться в спортивную машину моего уже, признаюсь, экс-любовника; в руках мы сжимали промасленные пакетики с бутербродами с беконом, купленными в шоферской столовой на другой стороне моста Баттерси, чтобы не умереть по дороге от голода, — ехать нам предстояло два часа по пурге, и по приезде у меня уже опять подводило живот.
Снег перестал валить, вокруг повисла ватная тишина. Все мерцало в свете высокой, студеной луны, и никогда потом, даже в Голливуде на студии “Эм Джей Эм”, девизом которой было “Больше звезд, чем на небе”, я не видела такого сиянья. Старинные лужайки покрылись белыми коврами, розовые кусты гнулись под тяжестью снега; статуи на террасе нахлобучили шапки и укутались в пушистые плащи, фонтан заглох. Линде-корт был построен в эклектичном стиле — немного того, немного сего, но все — древнее: заснеженные башенки и фронтоны, заледенелые нарядные карнизы и фигурные решетки. Никогда не видела дома прекраснее, у меня даже дух захватило.
Нынче все только в моей памяти и осталось; все пошло прахом.
Нас приветствовал расположившийся на ступенях лютневый ансамбль, наряженный в костюмы и нащипывающий какую-то древность. Мило, мило, бездна вкуса. Из глоток у них валил пар, носы раскраснелись; единственным диссонансом были очки в костяной оправе на чьей-то переносице. С тех пор как нас вовлекло в звездную орбиту, мы бывали на роскошных вечеринках, но такого великолепия увидеть еще не доводилось. Оробев и не решаясь следовать дальше, мы нащупали руку друг друга.
Но тут нам на глаза попался приехавший раньше вместе с хозяевами дядя Перри, при галстуке, буквально выпирающий из белого фрака, как печка пылающий посреди заснеженного пространства и в этот момент вытаскивающий из контрабаса живого кролика. Завидев его, мы выпрыгнули из машины и бросились навстречу; нас не остановило даже то, что кролик мгновенно превратился в нашу двоюродную сестричку Саскию, которую он сжал в объятьях и расцеловал с переполнившим нас ревностью чувством.