Тут-то она и призналась, что действительно подсыпала кое-что в испеченный своими руками на отцовский день рожденья торт, но я так и не выяснила, заболел бы он от него только слегка, или серьезно, или бы совсем умер, потому что тут такое началось — вспышки, камеры, стенания бедного старика, обвинения жены, возгласы сына, и все кому не лень поливали друг друга словесным поносом. Даже Перри выглядел удрученно, будто в чем-то провинился и теперь впервые, может быть, за столетие чувствовал угрызения совести. Когда Саския, обращаясь к Мельхиору, завопила: “Ты нас никогда не любил!” — Перри и леди А. виновато придвинулись друг к другу.
Настало время Саскии поумнеть. Не сумев удержаться, я выпалила:
— Не волнуйся, золотце, он — не твой отец!
Что если бы Горацио шепнул такое Гамлету в первой сцене первого акта? А представьте, как это подействовало бы на Корделию. С другой стороны, не кажется ли вам, что последние комедии изрядно помрачнели бы, окажись, что и Марина, и особенно Пердита, вовсе не дочери...
Комедия — это трагедия, происходящая с другими.
Я тут же пожалела, что не прикусила вовремя язык и не оставила мир в блаженном неведении, потому что, как только до всех дошло, что я сказала, секундное оцепенение сменилось жутким гвалтом, стремительно переросшим в настоящий ад. Набросившись на Перигрина с кулаками, Саския осыпала его градом ударов, а леди А, с жалобным криком пыталась втиснуться между ними, насколько ей позволяли колеса. Имоген, слава богу, уже без аквариума, бегала за леди А. и выспрашивала у нее подробности, истерически хихикая самым идиотским образом. А Нора и Дейзи Утка тем временем, несомненно, порядком освежившись из портативной фляжки, уцепились друг за друга и, стыдно сказать, ржали как лошади.
Мельхиор устремил на леди А. укоризненный — “как ты могла” — взгляд страдающего любовника, и тут она в своем кресле взвилась на дыбы: ну и ясноглазка, скорее Медуза. В одной тираде выдала ему все. Вот это зрелище. Все, кому удалось, устроились на расставленных вокруг маленьких золоченых стульях; остальные, рискуя испортить вечерние платья и костюмы, примостились на полу и, превратившись в послушную публику, притихли как мыши, трепеща в напряженные моменты, ахая от поразительных разоблачений, а иногда колыхаясь в припадке с трудом сдерживаемого веселья; и только стоящие у стен официанты, будучи профессионалами, к тому же не вовлеченными в сюжет, наблюдали за спектаклем отстраненным критическим взглядом.
— И разве это не кровь Хазардов? — звучным, полным голосом воскликнула она.
Мы никогда раньше не слышали у нее такого голоса:
— Кровь Хазардов! Драгоценная, неповторимая кровь Хазардов, заставляющая родителей забывать свое потомство, а дочерей — восставать на родную мать!
Мельхиор закашлялся, что-то залопотал, заерзал на своем троне; негодование копилось в ней все эти годы, и — раз, раз, не в бровь, а в глаз! — все накипевшее с шумом выплеснулось наружу. Перри зажал Саскию в полунельсон, и она заткнулась, буравя леди А. вылупленными, размером с блюдце глазами; она никогда не предполагала, что ее мать способна на такую страсть, да, честно говоря, и я тоже.
— Бросил меня дома с пустым чревом, которое у тебя, Мельхиор, не получалось наполнить!
Волна смятения.
— Ты не мог наполнить мое чрево, Мельхиор, несмотря на свои предыдущие похождения, несмотря на совращение несчастной девочки, которую ты бросил, оставил умирать одну-одинешеньку, а потом, довершая предательство, отказался от ее дочерей, — она указала рукой на нас, и Нора тут же изобразила на лице непроницаемое выражение, потому что по толпе опять пробежал ропот, и все лица, как во время теннисного матча в Уимблдоне, обернулись в нашу сторону.
“Может, раскланяться?” — подумалось мне.
— Да, да! Ты так и не признал своих дочерей, будто кровь Хазардов, смешавшись с кровью горничной, потеряла все свои достоинства.
Он сделал яростный отрицательный жест.
— Это твоя кровь, кровь Хазардов, течет в жилах “прелестных майских крошек”, таких дорогих твоему сердцу даже после того, как они украли у собственной матери дом и все средства к существованию...
Вздохи, приглушенные восклицания; все глаза устремились теперь на Саскию и Имоген, которые, струхнув, пятились, пытаясь где-нибудь укрыться.
— Но несмотря на то, что у тебя с ними общая кровь — кровь Хазардов, семя Мельхиора Хазарда не имеет к “прелестным крошкам” никакого отношения!