Масленка начала допытываться у Перри: видел ли он его? Как он? Кто мать малышей? Где она?
Но кто она и где они оба находятся, выходит за рамки комедии. Конечно, нам Перри все сообщил, ведь мы же как-никак семья, но я не собираюсь рассказывать вам, по крайней мере, не сейчас, когда вновь воспылал затухший очаг, погасший было огонь возродился к жизни, и Нора — смеющаяся, расщедрившаяся, всепрощающая — стала, наконец, в семьдесят пять лет матерью.
Вот так.
Нелегко сразу переварить, верно?
Что ж, надо было соображать, во что вы ввязываетесь, откликаясь в “Лошади и Повозке” на приветствие Доры Шанс — навеселе, в обтрепанном меховом пальто, боевой раскраске, с оранжевыми (цвет “Персидская дыня”) проглядывающими сквозь босоножки из змеиной кожи ногтями — и на предложение рассказать вам историю.
Что-что, а историю я вам расскажу, хоть две!
Но, говоря серьезно, такие чудесные паузы иногда случаются в сумбурных и вместе с тем плавных сюжетах нашего бытия, и, если вам заблагорассудится прервать свое путешествие в этой точке, можете считать, что эта пьеса — со счастливым концом.
Когда мы залезали в частично разгруженный от провианта фургон Саскии, над Риджентс-парком сияла полная луна; внутри все еще пахло розмарином. Повинуясь исходившей от Перигрина власти, никто даже официальная бабушка — госпожа Масленка, и более того, даже Старая Няня — не решился оспаривать Норино право на новоприобретенных близнецов Хазард, которые оказались, как она с радостным писком выяснила, меняя подгузники, мальчиком и девочкой — небывалое раньше в семействе событие.
Более того, Масленка сама залезла на чердак и откопала оставшуюся от Гарета и Тристрама двойную коляску, так что наши малыши поехали домой как короли, а по дороге мы планировали зайти в работающий круглосуточно магазин “Бутс” на Пикадилли и запастись бутылочками и молочной смесью.
Отведя Тристрама в сторону, Перри спросил, не желает ли тот поехать с ним в Южную Америку на поиски Гарета. С трудом сглотнув, Тристрам сказал, что желает. Так вот что ожидает Тристрама! Может, он приедет обратно лучше подготовленный к роли отца, а может и нет. У Масленки с Мельхиором был встревоженный и гордый вид — они любили его. Не знаю, счастливый ли это конец. На всякий случай постучим по дереву.
Пока мы возились с коляской, леди А. задремала в кресле, она, бедняжка, нынче быстро переутомлялась; неудивительно, что вечер ее вымотал; Перри — очень трогательная картина — унес ее на руках в свободную комнату. Саския спросила, не нужно ли нас подвезти, и я под воздействием царившего вокруг согласия попросила подбросить нас до “Элефанта”{123} — погода стояла замечательная, и оттуда мы решили пройтись пешком.
Гася свечи, Масленка обходила залу; мы попрощались, она поцеловала малышей и, казалось, хотела поцеловать нас тоже, но, передумав, отошла. Вопрос об отцовстве парней остается открытым, но я думаю, маловероятно, чтобы у нее с Перри что-то было. Вряд ли. Наверное, у него кто-то другой был на Гантер-гроув. Мельхиор, все еще в короне, хотя уже набекрень, махал нам из окна рукой, пока мы устраивались в фургоне между пластмассовыми мисками с салатом, так и не поданным Саскией к столу из-за случившейся кутерьмы.
Масленка лучилась радостью, потому что Тристрам оставался сегодня ночевать в своей старой комнате; у Саскии хватило ума оставить его сегодня в покое, но по ее взгляду было видно, что, если мы прекратим историю в этом месте, для нее такой конец не будет счастливым, нет, господа! Она еще не покончила с этим парнем, и для собственного блага ему следует поскорее убраться подальше, хоть и на Амазонку.
Однако нынче ночью между сестрами Шанс и Хазард наступило пусть непрочное, но перемирие. Мы не сказали друг другу ни единого слова о прошлом, о колкостях, о доме на ферме, о сутяжничестве, о лестнице. Держа на коленях аквариум, Имоген сидела впереди рядом с Саскией. Вид у нее был довольный, но она всегда была со странностями. Время от времени она беззвучно открывала и закрывала рот.
— Что? — спросила Саския.
— Золотинка прощается, говорит: “До свидания, храни вас Бог!” — сказала она.
Меня чуть не стошнило. “Держись! — напомнила я себе. — Перемирие!”
Нора толкала коляску. Я несла довольно тяжелый пакет с покупками из “Бутс”. Казалось, что Нору окружает в ночи сияющее облако в форме сердца, да и я тоже была довольна появлением младенцев.
Только слишком уж поздно и неожиданно они явились...
— А что мы с кошками сделаем, Нора?