Сама Раневская о себе говорила, что она «Недо…» – недоигравшая, недооцененная (не имея в виду награды или премии, а то, что настоящих ролей было так мало!), недожившая…
Раневская прожила долгую жизнь, и театральную в том числе, и все же сделала в десятки раз меньше, чем могла бы сделать, только потому, что была неудобной.
Еще одна ипостась Раневской – ее острословие.
Острый язычок Фаины Георгиевны сделал ее популярной не меньше, чем счастливые театральные и кинороли.
Ее остроумные ответы, замечания, комментарии разлетались по Москве и всему Советскому Союзу мгновенно, словно телеграммы-молнии, немедленно становились фольклором, часто без упоминания автора.
Многое «выловлено» и все же возвращено авторству Раневской, немало осталось «без подписи».
Если бы она жила в период перестройки в лихие 90-е, наверняка потребовалось несколько томов, чтобы собрать все ее меткие выражения.
Но и те, из далекой уже середины прошлого века, весьма актуальны сейчас.
Проникнитесь немного язвительной мудростью великой актрисы, соотнесите прочитанное с нынешним временем, и вы поймете, что человечество мало изменилось за последние полсотни лет, в общем-то, как и за последнее тысячелетие. А значит, Раневская с ее остроумием будет актуальна и востребована всегда. Особенно в России.
Волшебный храм искусства
Театр был святым местом для Раневской всегда. Она застала на сцене Качалова и Ермолову, Станиславского, Бабанову… играла в телеспектаклях с Грибовым… дружила с Алисой Коонен и ее супругом Тагировым…
А потому мерила и советский театр иной, чем многие другие, меркой.
Говорила, что на сцене нельзя играть, играют в песочнице или на барабане, сцена требует жить ролью, иначе будет фальшиво.
Ее считали вредной старухой, придирчивой и живущей лишь воспоминаниями.
Но те, кто умней и талантливей, прекрасно понимали, что планка Раневской просто высока, причем сначала по отношению к самой себе. Фаина Георгиевна любую крошечную роль превращала в значимую, легко переигрывала на сцене главных героев, потому актеры просто побаивались играть с ней рядом.
Зато какая это была учеба! – вспоминала Марина Неелова.
Театр для Раневской был всем, жила она одиноко и ничего другого, кроме пыли кулис, не ведала.
– Раньше театральные кулисы пахли гениальностью, а сейчас просто пылью.
– Станиславского надо отменить!
– Фаина Георгиевна?!
– Он свою теорию создавал, когда актеры на сцену играть выходили, жизни проживать за время спектакля. А сейчас приходят, чтобы ставку отработать. Сейчас если каждый будет демонстрировать себя в предлагаемых обстоятельствах, то сплошной базар получится.
Зная о постоянных стычках между Раневской и режиссером Завадским, актриса картинно вздыхает:
– С Юрием Александровичем так тяжело, он же считает себя гением…
Раневская замечает:
– Лучше уж режиссер-гений, чем режиссер-идиот.
– Завадскому мало своих творческих мук, мало даже актерских, он еще и зрительских ждет!
– Мало знать, как сыграть роль, попробуйте объяснить это Завадскому.
– Не всем режиссерам удается поставить Чехова, но многим удается испортить.
– Слишком популярная роль тоже тяжела. Зрители знают интонацию каждой фразы наизусть и просто не позволяют играть иначе.
Раневская имела в виду свою роль спекулянтки в «Шторме», на этот спектакль народ валом валил из-за одной-единственной сцены – допроса спекулянтки в ЧК.
Об актрисе:
– Она из отряда молеобразных.
—?!
– Конечно, все мысли только о шубах.
Завадский:
– Я вечно хожу в дураках из-за ваших выходок!
Раневская радостно:
– Так это же хорошо! В дураках ходят только умные, значит, вы умный.
– Ну, уж от скромности Завадский не заболеет и не умрет! Он найдет другую причину для этого.
– Раньше я думала, что классику ничем испортить нельзя. Теперь понимаю, что недооценивала современных режиссеров. Даже Чехова умудряются испоганить.
– Многим современным режиссерам в аду уготована страшная участь.
– Почему?
– Поднять руку на Чехова, значит, совершить все семь смертных грехов сразу.
– Жаль, что, когда писались заповеди на скрижалях, еще не было театральных режиссеров. Иначе еще одной заповедью было бы «не навреди» по отношению к классике.