Вскоре оба они скрылись в чаще.
Гарт вспомнил о королевской охоте. На кого пойдет облава: на кабана, оленя, а может, на эту самку с детенышем? Только он так подумал, как на другом конце поляны показался всадник в полном вооружении. Увидев Гарта, остановился, надел шлем, выставил копье для боя и громко крикнул:
– Эй, рыцарь! Кто бы ты ни был, я обращаюсь к тебе и требую, чтобы ты выслушал меня. В Блуа живет прекрасная графиня, ее зовут Алоиза, она жена графа Блуаского и дама моего сердца. Свет ее очей подобен лучу солнца во тьме, губы – вишни из садов персидского шаха, а голос подобен журчанью лесного ручья. Согласен ли ты с этим? Если да, то признай, что нет женщины на свете прекрасней моей дамы, и мы с тобой мирно разойдемся. Если же ты откажешься признать правоту моих слов, тогда…
«Вот еще один ненормальный, свихнувшийся на кодексе рыцарской чести, – подумал Гарт. – Сколько их, тупоумков, бродит по дорогам Франции?»
– Что же тогда? – ухмыльнулся он в ответ.
– Мы скрестим наши копья не на жизнь, а на смерть и будем биться до тех пор, пока один из нас не упадет мертвым, – донеслось до него.
– Хм, любопытно. Что, если упаду я? – спросил Гарт.
– Тогда я возвращусь к даме моего сердца и расскажу ей о победе, одержанной мною в ее честь.
– Ну а если свалишься с коня ты?
– Значит, твоя дама окажется прекраснее моей и мне останется признать свое поражение. Кто твоя дама, скажи мне, я хочу знать!
У Гарта не было дамы сердца. Но он тотчас вспомнил Эрвину.
– Ей идет восьмой десяток, ее лицо в морщинах, руки и ноги трясутся. Она еле стоит на ногах и просит милостыню у харчевен и церквей.
– И эту оглоблю ты избрал дамой своего сердца? – захохотал рыцарь.
– Представь. А твою, говоришь, зовут Алоизой? Жаль, что я ее никогда не видел.
– Это не имеет значения.
– Значит, ты сказал, она живет в Блуа? Постой, я, кажется, припоминаю одну Алоизу. Она замужем и тоже из этих мест. Мне как-то рассказывали о ней на веселой пирушке. Это та, у которой столь длинный нос, что на него могут усесться пять ворон разом? У нее к тому же поросячьи глазки и так оттопырены уши, будто их с самого рождения прижимали к щекам. Ко всему прочему, сдается мне, она крива на один глаз, да еще и хромает. Поздравляю, хорошую дочь Евы ты себе выбрал, приятель! Клянусь непорочным зачатием Девы Марии, моя дама даст сто очков вперед твоей.
– Что-о?! – вскипел рыцарь, принимая положение для боя. – Ты посмел сказать такие слова о даме моего сердца?
– Почему бы и нет, если она уродина? Должно быть, ты и сам уродлив, друг мой, коли тебе нравятся создания, больше похожие на мышей, нежели на женщин.
Рыцарь зарычал, вонзил шпоры в бока лошади и помчался вперед.
Гарт спокойно смотрел на него, не двигаясь с места. Лишь положил копье на холку коня. Потом усмехнулся:
– Глупец! Если ему удастся вышибить меня из седла, я всего лишь свалюсь с коня. А если вылетит из седла он, то загремит всей своей грудой железа; оно долго еще будет догонять его, пока не переломает ему все кости.
И, когда рыцарь уже готов был ударить, Гарт резко выбросил вперед руку с копьем. Всадник взмахнул руками и упал, будто сноп. Земля задрожала в этом месте, и посыпались с рыцаря шлем, подлокотники и наколенники. Долго еще, чертыхаясь и отплевываясь, не мог подняться с земли воздыхатель прекрасной Алоизы из Блуа. Когда стал на ноги, оказалось, что он охромел и оглох на одно ухо.
Вид его был жалок: половина доспехов на земле, шлем в грязи, кольчуга разорвана, щит продырявлен, а копье разлетелось в щепы. Тем не менее он с достоинством сохранял стойкость духа. Смело взглянув в глаза противнику, даже не потрудившемуся слезть с коня, он сказал, но уже не таким голосом и вызывающим тоном, как прежде: