Экзарх охнула и приклонила колено. Рей удивился: экзарх не вела себя так даже в присутствии маркиза. Решив, что если уж эта женщина себя так ведет, то стоять одному будет неправильно, он так же встал на одно колено.
– Можете подняться, – голос женщины был надменным, можно даже сказать, стервозным.
– Поднимитесь, мы просим вас.
А вот голос мужчины был невероятно приятным и ласкающим слух. Они поднялись, и экзарх заговорила первой:
– Простите мне мое невежество, если бы я знала, то…
Взмах руки женщины остановил поток ее извинений.
– Мы пришли сюда не ваши извинения выслушивать.
– Простите ее, сегодня она не в духе, – мужчина с укоризной посмотрел на свою спутницу. Она же в ответ отвернулась с недовольным лицом и сложила руки на груди.
– Тогда, чем мы были так обязаны Вашим приходом, – поинтересовалась экзарх.
– Предупредить Вас не совершать ошибку, леди-экзарх.
– Какую именно?
– Эту, – женщина бесцеремонно тыкнула пальцем в сторону Реймонда. – Его коснулась Ее рука. Так, что не расстраивайте Мать-Богиню, леди-экзарх. Раз она поступила так, как поступила, значит, у Нее были на то причины.
– Получается, даже вы их не знаете? – удивилась Просвир.
– Мы знаем многое, но всех Ее планов не ведаем, – с улыбкой сказал мужчина. – Да и кто, кроме Нее самой, может понимать Ее планы.
Экзарх согласно закивала головой.
– Мы закончили? – нетерпеливо спросила женщина.
– Ты куда-то спешишь?
– Да на континенте Кса… а в прочем, вас двоих это не касается, – она обвела Реймонда и Просвир подбородком, – я хотела успеть к началу.
– Раз ты спешишь, то мы закончили, – обрадовал ее мужчина.
– Наконец-то, – женщина развела руки и стала покрываться темным дымом. – Но не думай, что я за тобой не буду следить, понял? Если что, я и Ее ослушаюсь, и ты пожалеешь, что попал в этот мир!
Рей закивал головой, как болванчик, а женщина полностью покрылась дымом и исчезла. Лишь из остатков дыма вылетел ворон: черный, как ночь и огромный, как орел. Птица взмыла в воздух и исчезла в небесах.
– Простите мою сестру. Когда вопрос касается пунктуальности, то она становиться раздражительной. Но такова ее доля – она никогда не опаздывает.
Реймонд и экзарх синхронно кивнули. Мужчину окутал белый дым, и он превратился в голубя: такого же большого, как и ворон, но белоснежного, как вершины гор. Такого яркого оттенка белого Рей не видел никогда до этого, и не увидит никогда после. Птица поднялась и растаяла на фоне неба, а они продолжали стоять и пялиться в небо, как два идиота.
Рей вышел из транса первым:
– Э-м-м… а, кто это был?
Экзарх, не меняя положения тела, повернула в его сторону голову. Он был готов поклясться, что если бы не повязка, то увидел бы ее глаза, размером с блюдце.
– Что значит… а, ну да, – женщина перестала удивляться, – Вы же не знаете. Это Ее дети.
– Другими словами, Жизнь и Смерть? – холодный пот теперь начал стекать и по лицу Реймонда.
– Да, все верно. Это Жизнь и Смерть.
– Хотите сказать, что сама Жизнь и сама Смерть, явились к нам, чтобы просто перекинуться парой слов?
– Да.
– Бред какой-то…
– Я понимаю, что последние декады были для вас наполнены удивительными вещами. Но поверьте, Вы еще успеете увидеть многое. Раз сама Мать-Богиня благоволит Вам, то у нее на Вас какие-то планы и я не буду вмешиваться.
– А Вы хотели?
– Честно сказать, да. Ваш рассказ больше походит на бред сумасшедшего.
– Я и сам иногда думаю, что у меня поехала крыша.
– Поехала крыша?
– Это такое выражение из моего мира. Уехала крыша – означает, что человек лишился рассудка.
– Понятно, – она бросила взгляд на дорожку. По ней шли, приближаясь к ним, аббат и пара жрецов. Рей, увидев их, спросил:
– Могу ли я попросить Вас держать все произошедшее в тайне?
– Конечно, господин Д’Энуре; Вы можете на меня положиться.
– Прошу у Вас прощения, – аббат поклонился им обоим в пояс, – но по расписанию у Вас служба, леди-экзарх. Прихожане уже собрались и ждут Вас, – он еще раз поклонился.
– Что же, тогда будем прощаться, господин Д’Энуре. После службы я покину храм сразу – у меня много дел в городе. Так, что сегодня, мы уж точно не увидимся. С Вами приятно было пообщаться.
– Взаимно. Надеюсь, что мы еще сможем, где-нибудь пересечься.