Ночью Рафик привез четыре чемодана. Открыли окно, на веревке подняли чемоданы в номер. Ваха кинулся смотреть: шнур детонирующий — хорошо, пластита нет, хотя он просил, а тола даже слишком. Если столько заложить, потом сейф из-под обломков не выкопаешь. Сказал Хозяину, а тот как будто не слышит. Улыбается.
Из-за сейфа Хозяин съехал в санаторий. «Дело, — говорит, — близится к развязке, пора мне перебираться к месту главных событий». До этого жили в музее, Хозяин все хвастал, как он умно притворился любителем старины. Отдыхающих в музее мало, охраны и того меньше, уйти куда незаметно или встретиться с нужным человеком — милое дело.
Ладно, уехал и слава Аллаху, Вахе только легче. А то храпел он сильно, Хозяин. Как заведет на всю ночь — с присвистом, со стоном. Жутко. У кого чистая совесть, так не спят. Праведная душа во сне с Аллахом разговаривает, а неправедная с шайтаном, вот и мечется.
Хозяин поселил Ваху в комнату к сыну. Сказал: «Приглядывать будешь». Правильно сказал. Сын, Эльчин его зовут, Аллахом немножко обиженный. Он про дела Хозяина не знает, учится в Англии, думает, что папино богатство от нефти. Взрослый абрек, усы растут, а молиться не умеет, в заповедях путается. Ваха его научил: «Откуда ты взял «не убий», «не укради»? Это кафирские заповеди, у них много лишнего. А наших заповедей четыре: молитва Аллаху, омовение, паломничество и война с неверными». Про войну Эльчин не поверил: «Что-то здесь не так. Раньше в Аллаха сильно верили, но ведь не все воевали. А если человек овец пас или торговал? Он что же, считался грешником?» «Значит, считался», — сказал Ваха. Инструктор-араб ему точно объяснил это дело, а он читал настоящий Коран, а не обманный перевод кафиров.
Бисмилляхи, л-рахмани, л-рахими. Через Эльчина пришла самая страшная Вахина обида.
Пошли в бар, Эльчин обещал с девками познакомить, а сам сел и пиво пьет. Ваха и стал отбирать у него банку. Раз Эльчин ему поручен, то не будет он пить, и все. Эльчин обругал его по-английски, Ваха ответил — научился у араба. Английский язык простой: по-русски «автомат», «пистолет», «карабин», «винтовка», «ружье», а по-английски все «ган». Пулемет — «машин ган», а пушка — опять «ган».
Поцапались с Эльчином, чуть до настоящей драки не дошло. Тут шайтан принес эту девку в штанах. За одни штаны ее бы в мусульманской стране побили камнями. В правильной мусульманской стране, потому что есть еще неправильные, там Аллаху молятся, а живут по-кафирски. Подошла девка, Эльчин что-то сказал, она ему — водой в рожу. А потом еще повалила на пол, стала ногу крутить. Ваха увел Эльчина от позора. Кафиров там было много, не дали бы отомстить.
По-хорошему девку надо было высечь. Когда в Ичкерии были шариатские суды, в Вахином селе каждую неделю кого-нибудь секли на площади. То жена непочтительна с мужем, то в нарды кто-то играл вместо молитвы… Но Эльчин придумал напустить ей в комнату дыму. Ладно, Аллах найдет, как грешницу наказать. Вахе было интересно. Сколько фугасов он поставил, сколько растяжек, а дымовуху не делал. Оказалось просто: Эльчин выломал пластик из лыжных очков, нарезал тонкими кусками, завернул в фольгу от шоколадки. Сунули в замочную скважину, подожгли — завоняло на весь коридор. И вдруг дымовуха выскочила Эльчину за пазуху. Наверно, девка ее пихнула со своей стороны.
После этого Ваха решил с ней поговорить. «Что делаешь девка?! Обидела мужчину раз, обидела два. Чего хочешь — чтобы он за нож взялся? — хотел сказать Ваха. — Ты лучше подойди, извинись. Аллах велел прощать грешников». Эльчин мужчина, она девка, должна смириться. Смешно такие вещи объяснять, но кафиры не понимают самого простого. Украинец, который учил Ваху ставить мину на пейджере, жрал свиное сало. Муса и бил его, и грозил денег не заплатить, а он все равно доставал где-то и жрал тайком.
Ладно, пошел Ваха к девке. Два раза повторил про себя, что будет говорить. Кафирам надо все подробно, и то не всегда доходит.
То, что было потом, не поместилось у Вахи в голове. Только прокрался к ней, только начал, и вдруг сидит в коридоре, лицо горит, рука вывернутая ноет. Пошел к себе, стал молиться. Тогда вспомнил: она била его по щекам! Она швырнула его, как баранью тушу! Она обозвала его свиньей!
Милостив Аллах, что не дал Вахе понять все сразу. Если бы сразу, он бы умер от унижения. А потихоньку, с молитвой, смирился: «Был такой случай в моей жизни. Но если девку зарезать, позор смоется». Слава Аллаху, подсказал, что делать. Он положит девку на левый бок, как барана. Он повернет ее лицом к Мекке. Он скажет: «Бисмилляхи, Аллаху акбар», — и перережет ей горло.
Молится Ваха, и покой нисходит в душу.
Пришел Эльчин, довольный и незлой, в девкином спортивном костюме. Свою вонючую одежду засунул в пакет и бросил под кровать. Тогда стал заметен запах девки от костюма. Сладкий запах. Ваха молится, а перед глазами ее шея, и завиток волос, и голубая жилка. Красивая девка, жалко резать. А надо!
Глава IV ДОБРЫЙ КАРЛСОН АМИРОВ
Родители всё узнают последними, это истина, не требующая доказательств. История о Машиной стычке с Эльчином уже добралась до «Райских кущ». За ужином она ловила на себе взгляды незнакомых людей, а мама, принимая их на свой счет, улыбалась в ответ и говорила:
— Видите, и депутат Кошатников меня узнал. Значит, смотрит новости по нашему каналу.
Маша помалкивала, думая, как будет разговаривать с Андровским. Пожалуй, правильнее всего сделать вид, что не знаешь про «жучок». Но Маша боялась не сдержаться и выложить в лицо заму по безопасности все, что о нем думает.
За дальним столиком приподнялась незнакомая женщина, беззастенчиво оглядела Машу и села. Маша разозлилась и повторила маневр: тоже встала и начала пялиться на женщину. Кто-то рядом с ней помахал рукой. Девушка. Наверное, одна из Трех Поросят. Злиться было, пожалуй, не на что. Подумаешь, женщина захотела посмотреть, с кем отдыхает ее дочь. Маша помахала в ответ.
Появился Володя-Медведь и, с забавной учтивостью испросив у Михалыча разрешения похитить даму, подвел Машу к немолодой паре. Судя по всему, это и были его шнурки, которые кое-что значат в мире. На Володю пара смотрела с обожанием, на Машу глянула снисходительно.
— Вся в маму, — заметил мужчина, а женщина улыбнулась белоснежными зубами. На дряблой шее у нее было колье из бриллиантов с крупную смородину.
Маша поняла, что Володя всерьез выполняет свое обещание прикрыть ее, а главное, и «шнурки» относятся к делу нешуточно. Это показалось смешным: не драться же они будут с Эльчином!
— Миленькое платье, — заметила женщина, оглядев ее с головы до пят. — Практически Тарасова.
Она угадала не только модельершу, у которой Маша слизала платье, но и то, что платье все-таки слизанное.
— Знаю, строчка неровная. Я его сшила за одну ночь, — призналась Маша.
Теперь удивилась женщина:
— Сама?! Сказочная добродетель. А ты из соломы золото не прядешь?
— Не пробовала. Но могу сплести рубашку из крапивы, — вспомнила Маша другую сказку.
— С характером, — одобрительно заметила женщина и повернулась к мужу: — Лелик, ты ведь забьешь Амирова?
Лелик небрежным кивком подтвердил, мол, полотенцем гонять буду. До Маши дошло, что прикрывать ее собираются не от Эльчина, а от его папаши. Видимо, нефтяного короля считали способным отомстить девчонке за дурака сынулю. Печально.
Провожая Машу к столику, Володя извинился за шнурков:
— Они не такие бронзовые, как может показаться. Просто увидели тебя и надулись — защитная реакция на нового человека.
— Меня испугались?
— Не тебя, а твоих проблем, и не испугались, а просчитали варианты: кто ты такая, чтобы тебе помогать, в какую сумму это может обойтись…