— Может быть, он Малика очень любит? Все-таки они из одного тухума.
— Нет.
— А тебе Малик нравится?
— Да я его терпеть не могу! — вспыхнула Розка.
— Тогда в чем проблема? Ахмед Рашидыч скажет: «Малик, моей дочери рано замуж, ты мне не нравишься, а она тебя вообще терпеть не может». Малик сядет в поезд и уедет.
— У нас, у горцев, так не делается. Дедушка моему папке — родной отец, а против отца никто не пойдет, — печально сказала Розка и отвернулась.
— Неужели твой папка так и будет терпеть?! — возмутилась Маша. — А ты?! Взяла бы да сама написала: «Дедушка, убери этого Малика, я его не люблю».
— Напишешь ему, как же! Он читать не умеет, — не глядя на нее, хмыкнула Розка.
— А ты не по-русски пиши, а по-горски. Попроси кого-нибудь.
— Так по-горски вообще никто не умеет ни писать, ни читать. У нас даже алфавита своего нет. У аварцев есть, у лезгин есть, у других есть, а у нас не придумали, — спокойно сказала дочь миллионера. Как будто так и надо в двадцать первом веке.
Маша растерялась:
— Скажешь, ничего нельзя сделать?!
— Ничего, — подтвердила Розка. — Что дедушка гказал, то закон!
Маша почувствовала, что есть вещи, которых она не поймет никогда. И что лучше бы ей помолчать, потому что Розка ее тоже вряд ли поймет, а вот обидеться может запросто.
Она бы и смолчала, но тут Розка заметила свысока:
— Это у вас на стариков плюют, а у нас они самые уважаемые люди.
И Маша взорвалась.
— Мой дед, полковник разведки, — тихо начала она, — знает четыре языка и побывал в десятке стран. Про него в газетах писали. Его президент вызывает посоветоваться. А чтобы на него плевали, я как-то не замечала. Я тебе скажу, на кого у нас плюют. На тех, кто даже читать не умеет, а сам лезет командовать! Это же рабовладельческий строй какой-то! Сидит в горах дикий дедушка и бредит: «Сколько там твоей Разият? Двенадцать через год? Пора ей замуж, пускай детей рожает». А твой папка, у которого библиотека набита английскими книгами, ему кланяется: «Слушаю и повинуюсь! А не прикажете ли мою дочь зажарить с черносливом?»
Она говорила, ожидая, что Розка вот-вот набросится на нее с кулаками. Ну и пусть. Всегда можно позвонить следователю Настеньке и — в Сочи малой скоростью. Надо же объяснить Розке, что нельзя так жить!
Но дочь миллионера выслушала ее спокойно. Даже иногда кивала.
— Ничего ты не поняла, — усмехнулась она. — Думаешь, дедушке меня не жалко? Жалко. Но ведь он за весь тухум отвечает! Сейчас все говорят: «Темирханов Рашид заставляет нас жить в горах и на своих жениться, а у самого сын живет, где хочет, и женится, на ком хочет». Вот дедушка и придумал выдать меня за Малика, и чтобы мы жили в селе. Он бы подождал, только боится, что не доживет до моей свадьбы. Дедушка болеет сильно. А без него папка меня нипочем за Малика не выдаст. — Розка оглянулась на дверь и шепотом продолжала: — Он и так не выдаст. У нас с мамой уже билеты куплены в Англию. Пойду там в школу…
— Так что ж ты несчастненькой прикидываешься?! — обиделась Маша. — «Малик меня украдет, папка против дедушки не пойдет!»
— А для вида, — невозмутимо ответила Розка. — Стала бы я такие тайны выдавать, когда мы только что познакомились!
— Выдала же, — буркнула Маша.
— Это ты меня разговорила… Только не проболтайся, — предупредила Розка, — кругом шпионы! Думаешь, зачем дедушка Жанку прислал? За нами следить! А про Малика я и не говорю. Если он разнюхает, что мы хотим бежать, то сразу дедушке настучит. Дедушка же пообещал меня Малику, а у нас, у горцев, нет страшней позора, чем если мужчина слова не сдержит. В него тогда дети кидаются ослиными какашками. Прикинь! Дедушке придется или хоть из-под земли меня достать, или папку зарезать.
— Родного сына? Из-за какого-то Малика?! — не поверила Маша.
— Не из-за Малика, а из-за своего честного слова. У нас, у горцев, это обязательно. Сперва, конечно, проклянет, а потом голову отрежет, соседям показывать. Сам-то не сможет — я ж говорю, он больной. Попросит кого-нибудь, хоть Малика. Тухум
большой, а дедушка в нем старший, — вздохнула Розка.
И тогда Маша поняла, почему Темирханов хотел обмануть следователя Настеньку.
Глава X
СМЕРТЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ ИЗ-ЗА ЧЕРНОГО ПЛАЩА
После ванны с ароматической солью кожа стала бархатная и пахла по-взрослому горьковато и нежно. Кровать под Машей была в меру мягкая, в меру упругая. Простыни атласные, розовые, и вся спальня розовая, от ковра на полу до потолка. Кондиционер на стене гонял по комнате прохладный ветерок. Под рукой пульт-лентяйка, в ногах плеер с диснеевскими мультиками, и можно посмотреть, но не хочется. На тумбочке ваза с фруктами. Маша только что попробовала манго, загадав по такому случаю, чтобы с Дедом было все в порядке. Сказка.
А спать не хотелось.
Маша надела спрятанный от миллионера сиреневый костюмчик, сунула ноги в стоптанные укропольские сандалии и вышла на балкон.
Москва сияла миллионами окон, вывесок и рекламных щитов. В черном небе, как воткнутая иголочка, торчала телебашня. Маша заглянула вниз, на игрушечные машинки и крошечных человечков, и отшатнулась от перил. Страшно. В Укрополе нет домов выше трех этажей, а она так вообще жила в одноэтажном.
Балкон оказался длинным. Справа чуть отблескивали в темноте окна спален. Свет нигде не горел — миллионер с женой и Вадик еще не вернулись, а Розка, наверное, заснула. Слева была бесильня, и там окно мигало то красным, то зеленым, то желтым. Забыли выключить цветомузыку. Она заглянула в окно. Розкины звери валялись у магнитофона в разных позах, как будто Маша застала их врасплох посреди танца, и теперь игрушечный народец притворялся неживым.
Странно: балкон вел куда-то дальше, хотя бесильня была последней в ряду комнат. Фонари внизу, на улице, только мешали глазам привыкнуть к темноте. Держась за стену, Маша прошла совсем немного и споткнулась о ступеньку лестницы. Вверху что-то щелкало и трещало, как будто ветер трепал белье на веревке. Лестница была широкая, перила гладкие и на ощупь чистые. Похоже, здесь часто ходили. Маша поднялась на крышу и охнула: садик! Настоящий, живой, даже маленькие желтые яблочки рябят в листве. Только деревья растут в кадках (наверное, их убирают на зиму в тепло).
В садике стояли пластмассовые кресла и столик, над ним трепетал и гнулся на ветру раскрытый зонт. Было светлее, чем на балконе, но лампочек Маша не заметила. Деревья отбрасывали такие длинные тени, что им не хватало места на крыше. Впереди светилась прозрачная пирамида величиной с дачный домик. Ага, это же стеклянный потолок над спортзалом Прибыткова. Маша подошла ближе. Внизу за пыльными стеклами смутно различались тренажеры.
Она вернулась к столику и села в кресло.
— Вот я и в Москве, — вслух сказала Маша и не почувствовала никакой радости. Еще неизвестно, что с Дедом. Хорошо бы темирхановские бизнесмены уже сегодня разыскали его в Курске… Зато про другого деда, Розкиного, Маша кое-что узнала, но радости от этого никакой. У них, у горцев, дело налажено: сперва проклянет, потом голову отрежет. Или подложит в кейс мину. Соображаете?
Темирханов уже купил жене и дочери билеты в Англию. Когда они улетят, ему придется отвечать перед Диким дедушкой. Ничего, свалит все на Маринпетровну — дедушка не достанет ее в Англии. Но пока Розка с Маринпетровной не скрылись, миллионер в опасности. Вдруг дедушкина шпионка Жаннат уже нашла билеты? Пускай она не знает других языков, кроме горского. Ей достаточно увидеть самолет, нарисованный на билетах, чтобы насторожиться и показать их Малику. А дальше…
Версия уже сложилась, но Маша, боясь спугнуть удачу, стала проверять себя с самого начала.
Она хорошо помнила, как тогда еще незнакомый Вадик появился на перроне. Здоровенный, голова горчит над толпой, сзади, как собачка на поводке, едет чемодан с колесиками.