что, когда миллионщик в последний раз уходил этим штреком к морю, он точно так же закрыл дыру камнем. После него вход в катакомбы нашел только Евгень Евгеньич лет через сто. Если с ними что-то случится — с Машей, Петькой и Боингом… Да нет, ерунда! У нее нитки.
Петька приник ухом к щели:
— Идут!
Видно, у него на самом деле был музыкальный слух, потому что Маша, прислонившись к щели, совсем ничего не услышала. Потом вдруг пожарный сказал совсем рядом:
— Это что, парафин?
Со свечки накапало, поняла Маша.
— Стеарин, — уточнил голос завхоза.
— Разведение открытого огня в неприспособленных помещениях! — въедливо заметил пожарный.
— Ну что вы! Это сто лет назад накапали, когда жили при свечах, — сказал директор и шаркнул ногой, видимо, затирая следы свечки.
— Естественно, — поддакнул Иванов. — У меня тут муха не проскочит — видали, какой замок?
— Ну-ну, — недовольно сказал пожарный, и голоса пропали.
— Чего там? — спросил Боинг. Он вертел в руках пакет с раздавленным в лепешку бутербродом.
— Дальше пошли, — Петька оторвался от щели и посветил фонариком в глубь штрека. Луч терялся в бархатной темноте. — Ты погоди бутерброд лопать. Может, еще придется делить его ниткой на двенадцать частей.
— Почему на двенадцать? — не понял Боинг.
— Нас трое, каждому запас на четыре дня, если заблудимся. А потом съедим самого толстого.
— Нет, мы съедим самого слабого, — угрожающе сказал второгодник. — Девчонки не считаются.
Петька покраснел и сжал кулаки:
— Еще посмотрим, кто тут самый слабый!
— Перестаньте. Вы что, драться пришли? — сказала Маша.
— В натуре, драться лучше на свежем воздухе, — согласился Боинг, с жалостью глядя на пострадавший бутерброд. Вздохнул и бережно спрятал его в сумку.
Маша посветила в штрек своим фонариком. Он был мощнее Петькиного: на четыре батарейки, с большой фарой. Луч пробил темноту шагов на двести, и стало видно, что там штрек раздваивается.
— «Штаны», — заметил Боинг. — Может, они потом сойдутся, а может, поведут в разные стороны. Маш, доставай свою железку, будем чертить стрелки, чтоб не заблудиться. Острием обязательно к выходу.
— Ничего мы не будем чертить, у меня нитки есть. — И Маша пошла впереди. Нитки она пока что не доставала. Зачем, если штрек прямой?
Под ногами валялись обломки ракушечника. Никто их, конечно, не убирал: шахтеры вытесывали камни нужного размера и тащили к выходу, а щебенка оставалась на полу. Штрек был широкий; до потолка Боинг достал рукой, невысоко подпрыгнув. Говорят, по этим штрекам ходили лошади с телегами.
— Скелет был бы интересней, — разочарованно заметил Петька.
Дошли до «штанов», и тут Маша увидела нарисованные синим восковым мелком цифры: левый ход был помечен единицей, а правый двойкой.
— Теперь понятно, что такое номер пять! — вслух сказала она. Мальчишки не поняли:
— Какой номер пять?
— Евгень Евгеньич открыл этот вход. Совсем недавно, потому и замок поменяли. Это его метки, и дошел он до пятой.
— Откуда знаешь? — загорелся Петька.
Маша не стала играть в тайны и рассказала о записке для Толича и о загадочной смерти Бобрищева.
— А на берегу, значит, контрабанду выгружали? «По рыбам, по звездам проносит шаланду, три грека в Одессу везут контрабанду», — продекламировал Петька. — Классно!
— Почему по звездам? — не сообразил Боинг.
— Ночь же, — сказал Петька. — В море отражаются звезды. Вода светится, и под ней как будто молнии пробегают — рыбы. А шаланда летит под парусом, и тишина…
— А вдоль дороги мертвые с косами стоять, — добавил Боинг.
— Балбесина! — обиделся Петька. — Это Багрицкий написал. Вот был поэт! Лучше даже меня!.. Ребят, я что подумал: а вдруг здесь до сих пор бобрищевский клад?!
— Так и я про то же, а тебе скелета в кандалах подавай, — усмехнулась Маша.
— Куда пойдем? — спросил практичный Боинг, светя то в один, то в другой штрек.
— Начнем с первого.
— Со второго! Тогда быстрей до пятого дойдем! — И Петька, боясь, что его вернут, побежал по правому штреку. Свет его фонарика заметался по стенам и вдруг пропал. За поворотом обрушились камни. Что-то негромко плеснулось, Петька вскрикнул, и в штрек выкатился фонарик с треснувшим стеклом.
Маша и Боинг бросились за приятелем.
— Добегался, Багрицкий! — рычал второгодник.
— Осторожно, тут яма какая-то! С водой! — подал голос Петька.
Боинг уже скрылся за поворотом, и там опять громыхнули камни. Послышалась сочная оплеуха.
— Раньше не мог предупредить, Багрицкий?!
Маша замедлила шаг, дошла до поворота и заглянула за угол. Боинг с Петькой сидели на куче камней. Ямы не было видно, а в кровле зияла круглая дыра.
— Вот откуда сквозняк. Это ж наш колодец, школьный, — Боинг посветил вверх. — Жесть! Прямо в штрек попали.
Он бросил куда-то за кучу камушек, прислушался. Камушек летел долго и с плеском упал в воду.
— Так бы и ты нырнул, — Боинг смазал по затылку притихшего Петьку.
За колодцем штрек продолжался, но там, до половины закрывая вход, тоже кучей лежали готовые осыпаться камни. Даже у безбашенного Петьки не было никакой охоты прыгать.
Двинулись по штреку, отмеченному синей единицей. Ничего вокруг не менялось: те же стены, те же обломки ракушечника под ногами. Петька шаркал ногой и спотыкался — у колодца он порвал ремешок сандалии. Пришлось остановиться и потратить часть драгоценных ниток мулине, чтобы подвязать ремешок. Ничего, Маша и на этот раз сэкономила: перекресток помечен Евгень Евгеньичем, новых поворотов нет, и можно пока обойтись без ниток.
Минут через пять штрек опять разошелся на два. Левый ход был помечен тройкой, правый — четверкой.
— Как на улице. Одна сторона четная, другая нечетная, — догадался Боинг.
Тут уже Маша привязала к подходящему камню конец нитки, выбрав самую яркую и толстую — оранжевую мулине. Пошли по «тройке». Шагов через тридцать нитки в руке у Маши размотались до конца, и она привязала к оранжевой белую. Жалко. Ей всегда казалось, что ниток в таком мотке больше.
Номер пять Евгень Евгеньича увидели еще издали. На перекрестке лежал красный рюкзак, укутанный от сырости в полиэтиленовую пленку.
— Посмотрим! — сунулся Петька.
— Нехорошо, — начала Маша, но Петька уже с урчанием зарылся в рюкзак:
— А если б мы заблудились и умирали бы тут без еды и света?.. Ага, комбинезон! — Петька посмотрел на свои вымазанные белым коленки. Ракушечник вроде школьного мела, только потверже, но тоже пачкается. — Ясно, Евгень Евгеньич переоденется здесь, полазает, а наверх выходит чистеньким!
За комбинезоном Петька вытащил из рюкзака пластмассовую коробку и с выражением прочитал надпись, оттиснутую на крышке:
— «Металлоискатель бытовой». Металлоискатель бытовой оказался размером с плеер. Он был совсем новенький; в коробке сохранилась инструкция.
Петька прочитал, что «металлоискатель бытовой (далее „МБ“) предназначен для поиска скрытой в стенах электропроводки, а также труб и любых металлических предметов». Нажал на кнопку — «МБ» запищал. Поднес его к железной пряжке рюкзака — тон писка изменился.
— Вот почему Евгень Евгеньич так мало прошел: клад искал в стенах, — заключил Петька. — Ребят, а выходит, что дальше мы пойдем первыми! После Бобрищева, конечно.
Боинг покопался в рюкзаке и вздохнул:
— А жратвы нет. Компас зачем-то.
— Дубина, дай сюда! Это же классно! — Петька отобрал у него компас. — Бобрищев к морю ходил, так? А Евгень Евгеньич засек по компасу, в какой стороне море, спустился под землю и пошел, как Бобрищев.
— А мы-то не знаем, где море, — остудил его Боинг.