Муха, как ни в чем не бывало, сделала несколько фигур высшего пилотажа над его головой и с радостным жужжанием приземлилась на кончик покрасневшего бугристого носа. Антон Васильевич скосил глаза и за толстым стеклом своих очков он увидел большие мозаичные глазки, которые смотрели на него.
Рот старика перекосило омерзением, руки затряслись, сжимая крепче журнал.
Удар. Еще удар. Еще!
Любимый сервиз Елизаветы Васильевны со звоном ударился об пол, стулья с белыми в синий цветочек накидками покачнулись, цветок в ярком горшочке рухнул с подоконника, обнажив корни растения. В завершении с грохотом опрокинулось старое кресло. Старик безумно ревел, муха злорадно жужжала.
А потом тишина.
Антон Васильевич очнулся и тяжело вздохнул. Он попытался встать, но не удалось, большое кресло давило ему на спину, болью отдавалось все тело, голова гудела. С трудом высвободив левую руку, мужчина дотянулся до очков, которые небрежно валялись неподалеку. Через треснувшие линзы, мир медленно обрел свою резкость, четкость, цвет.
– «Я достал тебя! Достал! – то ли кашляя, то ли смеясь, повторял и повторял Антон Васильевич – Достал! Ха-ха!»
На расстоянии вытянутой руки лежала тушка насекомого, посреди осколков и рассыпанной земли, крылышки обмякли, а задняя ножка в конвульсиях подергивалась.
– «Я тебя достал, глупое насекомое! Посмотри на себя!» – ликовал пожилой человек.
Но его радость длилась совсем не долго, муха дернула помятыми крылышками и поднялась на тонкие лапки. Глаза мужчины округлились, рот сжался, а единственная свободная рука судорожно начала шарить в поисках противомушиного оружия. Его лоб покрылся каплями пота, тело сжималось и разжималось, пытаясь вырваться из мягкого плена любимой мебели, а насекомое медленно, не большими отрезками упрямо продвигалось в его сторону.
– «Бз-з-з-з. Бз-з-з-з.»
Елизавета Васильевна вытерла влажным мятым платком лоб, постояла секунду без движения, затем взялась за ручку тележки и продолжила путь. Через некоторое время она уже сидела на табуретке в прихожей и снимала войлочные, темно-серого цвета, с тяжелой подошвой ботинки.
– «Антоша! А, Антоша! На базаре столько народа, столько…» – она замерла в дверном проеме, увидев невероятный погром, и её переполнили разные чувства от недоумения до злобы.
– «Антоша!» – нервно выдохнула она и только после этого увидела своего мужа, лежащего на полу.
Какая-то сила наполнила тело полной женщины, она невероятно быстро оказалась у кресла и уже изо всех сил старалась поднять его. Когда ей это удалось, она перевернула его на спину и начала хлестать по щекам.
– «Антоша, ты чего это тут, чего?» – причитала она.
Муж не открыл глаза, но ей показалось, что он шевельнулся.
– «Хороший знак» – подумала Елизавета Васильевна. Она еще раз похлопала его по щекам, в надежде привести мужа в чувства. Его сухие губы чуть приоткрылись и женщина прильнула к ним ухом. Ближе и ближе, что бы разобрать, что же он скажет.
–«Б…»
–«Бы…»
–«Бз-з-з-з!» – нарастало гулом из его нутра. Рот открылся прямой щелью и тысячи мух вырвались на свободу.
Женщина отпрянула и сквозь пальцы смотрела, как полчища насекомых покидают безжизненное тело Антона Васильевича Зорина. Они облепляли стены веранды, потертую мебель, посуду на полках, старые фотографии и жужжа заполняли собой все свободное пространство. Сжимаясь от страха, она чувствовала, как темные брюшки елозят по коже, как крылышки подергиваются, а маленькие лапки скребутся уже внутри нее.