– Давно готов. Ты винтовку-то прибери…
– Сейчас. Тряпку дай чистую.
Он обернул винтовку куском старого пододеяльника и поставил за шкаф.
Сели обедать. Но не успел Данилыч поднести ложку ко рту, как двери в сенях загремели, и знакомый голос пробасил:
– Дома ли, хозяева?
– Дома, дома! Проходи! – крикнул Иван, а жене сказал:
– Тарелку ставь.
Вошел кум Николай. В проеме нагнулся, чтобы не удариться головой о притолоку.
– Ну, будьте здоровы! – весело сказал кум.
– И тебе того же, – ответил Иван. – Давай, садись с нами обедать.
– Не откажусь, спасибо.
Ели мясной борщ – горячий, дымящийся. Похрустывали свежим перчиком.
– А что, – сказал Николай, – верно говорят, будто ты винтарь себе купил?
– Верно, – буркнул Иван, но тут же поднял на кума глаза. – А ты откуда знаешь? Я же вроде никому…
– Щеголиха сказала. Я в магазин заглянул, а Щеголиха мне и говорит: видала, мол, Ивана – прошел мимо и ружье понес.
Иван Данилыч покачал головой. Ай да Щеголиха! Старухе восемь десятков минуло, а поди ж ты: все замечает! И как она еще разглядела винтовку в свертке, под упаковкой?
– Ну, бабка! – произнес Данилыч. – Не глаза – рентген!
– Да что ты! – воскликнул кум. – И я говорю: ей бы таможней руководить. Или по налогам. Хорош винтарь-то?
– Да ничего вроде. На вид – нормально.
– Так я к чему, собственно? – сказал Николай. – Покупку-то обмыть полагается!
– Нету у нас! – сердито произнесла Наталья. – Нечем обмывать. Не запаслись.
– А кум на что? – воскликнул Николай.
Ловким движением фокусника он извлек из внутреннего кармана пиджака четвертушку и поставил на стол:
– Оп!
Жена хмуро посмотрела на Данилыча.
– Ну! – сказал кум и потер ладони, – что бы вы без меня делали?
– Чего глядишь? – сказал жене Иван. – Стопки давай. Да это… Огурчиков принеси.
– А то вам без нее ну никак не обойтись, – проворчала Наталья, поднимаясь. – Вот непременно оно вам нужно. И когда вы ею зальетесь, отравой…
– Куда! – засмеялся Николай. – Да на нас двоих цистерну надо. А тут чего? Пузыречек!
– Знаю я вас, – отозвалась Наталья. – С пузыречка начнете, а ведром закончите. Помойным.
Но, тем не менее, принесла и поставила перед мужчинами три граненых стопки и миску соленых огурцов.
Николай ловко сорвал пробку с горлышка и хитро посмотрел на хозяйку.
– А ты что ж? – спросил он. – Тоже с нами травиться будешь?
– Да нет, я на вас буду смотреть. Как же! – сказала Наталья сердито. – Лей!
Николай послушно разлил водку, пустую бутылку сунул в карман.
– Ну, – сказал он, поднимая стакан, – чтобы покупка метко стреляла и не мазала.
– Чтобы Иван в муху попал, – подхватила Наталья. – Замучила, окаянная. Сколько ж можно? Извела совсем!
– Дай Бог, – сказал Иван. Подумал и повторил:
– Дай Бог!
Выпили. Захрустели огурчиками.
– Ну, – подмигнул Николай, – между первой и второй пуля не пролетает.
И достал из кармана новую четвертушку.
– А ну спрячь! – накинулась на гостя Наталья. – Тебе что здесь – кабак?
– Наташ, ты чего? – весело возмутился кум. – Это ж мышиная доза.
– Вот мышам и наливай! А ему стрелять утром! Ну, как руки дрожать будут! Или голова заболит? Возьмет и промахнется, что тогда?
– Кто промахнется? Иван? Да ты что!
– А то! Он что тебе – охотник? Поди, с армии не стрелял. Тоже мне, стрелок ворошиловский!
Данилыч покачал головой. Что правда то правда! Стрелять он не умел, охоту не понимал и не признавал. Он и охотничий билет себе выправил только затем, чтоб винтовку купить. А стрелял по-настоящему и впрямь – только в армии, а тому уж лет двадцать пять минуло. Четверть века, шутка ли!
– Иван не промахнется, – сказал кум. – У него рука твердая.
– Еще одна не повредит, – сказал Данилыч. – Наливай. А вот третья – уже лишняя. Можешь и не доставать.
– Во даешь! – восхитился Николай, открывая четвертинку. – Да где ж ты третью-то разглядел?
– А то я тебя не знаю…
– Будешь? – спросил у Натальи кум. Та махнула рукой:
– Давай. Всё вам меньше достанется.
Выпили. Поели. Наталья засуетилась, убирая со стола, а мужчины вышли на двор. Сели на крыльце, закурили.
– А что, – спросил кум, – правду говорят, будто муха вашего кабанчика унесла?
Иван пыхнул дымом, посмотрел на загон, где еще третьего дня в навозе и грязи возился упитанный поросенок.
– Правда, – нехотя произнес он. – Только не унесла. Она его тут же на месте разделала. Подчистую.
Николай присвистнул:
– Вот горелый пень! Ну, надо же. А я думал, врут.
– Куда там врут…
Оба замолчали. Сидели рядом, смотрели, как вдали над лесом плывут облака.