«Видно, Бесхвостый оскандалился и воробьи хотят от него избавиться», — подумал я, видя, что старик неожиданно оживился и начал куда-то собираться. Он тщательно умылся в миске для питья, отряхнулся, причесался. Он казался помолодевшим, когда прощался со мной и напоследок ел пшено у меня из рук. Воробушек торопился, разбрасывал зерна, — он, который всегда так старательно выбирал каждое зёрнышко!
«Будь здоров! Спасибо тебе за всё!» — чирикнул он и поглядел мне в глаза так сердечно, как это умел только он.
Хотел было взлететь. И вдруг наклонился вперёд, потом сильно покачнулся назад. Поглядел на меня и упал навзничь.
Все маленькие птички умирают лапками вверх.
Мы похоронили Патриарха под розой, белой махровой розой, которая росла возле южной стены нашего дома. Там было кладбище животных, которые жили с нами и были близки нашему сердцу.
Европа
Европа? Часть света? Так о чём пойдёт речь — о географии, что ли?
Ничего подобного. Европа — это кот, вернее, кошка.
Она свалилась к нам как снег на голову. Вернее, как дождь. Было это ранней весной. Зарядил проливной дождь и надолго. Было холодно. Уже несколько дней не хотелось носа на улицу показать. Собаку на двор не выгонишь.
Видали такую чудную погодку? Видали? Тогда не удивляйтесь, что Крися, моя племянница, изо всех сил старалась не скучать и, несмотря на это, скучала. Я заметил это по вопросам, которые она мне задавала. Не сказать, чтобы они были особенно умные:
— А что было бы, если бы на дубе росли груши? А что было бы, если бы вода была не мокрая?
Слыхали такие вопросы? Ну, так позвольте мне их вам не повторять. Я люблю Крисю, и, поверьте мне, она девочка милая и неглупая. Но затянувшаяся непогодь хоть кого выведет из равновесия.
Наконец Крисенька вытащила свою любимую куклу Розочку. Что-то ей не понравилось в куклиной юбке. Начались примерки, кройка, шитье. Ножницы щёлкали, да и языку доставалось. Потому что Крися, когда что-нибудь делала, мучила свой язычок, будто именно на него взъелась. Прикусывала его то с одной стороны, то с другой. И, если только язык шёл в ход, можно было не сомневаться, что Крися чем-то серьёзно занялась.
— Ты слышишь?
— Что?
— Послушай-ка!
Крися оставила свои лоскутки. Мы навострили уши. За окном слышался явственный писк.
— Ребёнок плачет, — говорит Крися.
— Тогда, наверно, очень маленький.
— Наверно, ребёнок, — повторяет Крися. — Темно на дворе, он заблудился и не может попасть домой. А там мама волнуется!
— Так зачем же она отпустила такого малыша?
— Потому что не могла с ним пойти. Может, у неё ещё дети есть, больные? О боже, как плачет! Пойдём! Надо ему помочь. Возьмём его, погреем, узнаем, где живёт...
Крися уже готова была выйти.
— Давай откроем окошко, — говорю ей. — Плачет-то за окном. Посмотрим, кто там такой.
— Нет, нет! Чего там смотреть! Надо принести малыша в комнату, — упрямо твердила Крися.
Она уже направилась к выходу.
— Погоди-ка, — говорю я ей, открывая окно. — Может, этот ребёнок к нам сам придёт.
Мы услышали жалобный писк, хныканье, плач. Но того, кто плакал, не было видно. Крися высунулась в окошко. Я посветил лампой.
— Вот он! Вот он! Господи, какой мокрый!
На подоконнике сидел котёнок. Он весь пропитался водой и, видимо, озяб. С него так и лило, когда мы внесли его в комнату.
Вид у него был очень несчастный. Бедняжка плакал, широко открывая розовый ротик.
— Тётя Катерина, тётя Катерина! У вас есть огонь в кухне? Дорогая тётя, разведите огонь! — кричала Крися.
Она потащила котёнка в кухню. Там, вдвоём с Катериной, они принялись вытирать его, сушить, кормить, поить.
Вы видели когда-нибудь мокрую кошку? Ох, и безобразно она выглядит! Она перестаёт быть кошкой. Становится какой-то облизанной кишкой на четырёх ногах. Ничего пушистого! Мерзость!
И наш гость в первую минуту показался мне очень некрасивым. Поэтому я решил познакомиться с ним лишь после того, как его туалет будет окончен.
Я зашёл в кухню. На тёплой плите лежал тряпичный свёрточек.
— Спит, — шепнула мне Крися. — Не буди его, дядя!
— Погоди, дай котёнку выспаться, — буркнула и Катерина, когда я потянулся к свёртку. — Насмотришься досыта, когда бедняжка отдохнёт!
«Ого, — думаю, — Крисенька завербовала Катерину на сторону кота!»
Учтите: наша Катерина всегда заявляла, что все кошки фальшивые твари, рассказывала, будто знала семью, где кошка задушила ребёнка, твердила, что при одном виде кошки ей делается дурно.
— А как же нам быть с собаками? — спрашиваю.
— Пусть хоть одна попробует его тронуть, я ей покажу! — говорит Катерина. — Ты тут зачем? Кто тебя звал? — крикнула она на Тупи, который, привлечённый голосами в кухне, зашёл поглядеть, что тут происходит, в надежде — не дадут ли случайно лишний раз вылизать миски.
Тупи исчез молниеносно. Тем более, что Катерина схватила выбивалку. Выбивалки этой все собаки боялись как огня. Неизвестно почему. Никогда ни одну из них никто не тронул выбивалкой.
— Тётя, вы разбудили котёночка! — с укоризной воскликнула Крися, видя, что свёрток пошевелился.
Она подбежала к плите. Склонилась над тряпками и Катерина. Обе пробовали убаюкать котёнка. Но ничего у них не вышло.
Из свёртка высунулась белая мордочка. Огляделась, с аппетитом зевнула. Потом вылез весь котёнок. Посмотрел направо, посмотрел налево, посмотрел на нас.
— Смеётся! Смеётся! — крикнула Крися и хотела схватить котенка на руки.
— Вот ещё — кошка смеётся! — оборвала её Катерина. — Не тронь его, Крися. Поглядим, что он сделает!
Малыш отряхнулся.
— Дядя, да ты погляди, какой хорошенький! Правда ведь прелесть? — восхищалась Крися.
— Посмотрите, — говорю, — какое у него забавное пятно на спинке. Как будто у него там карта нарисована. Карта Европы.
— Да, да! Европа! — радовалась Крися. — Пусть так и называется — Европа. Дядя, пусть называется Европой! Не так, как все!
— Ладно, Европа так Европа, — согласился я.
Катерина возмущённо загромыхала кастрюлей:
— Слыханное ли дело, чтобы кто так называл кошку?! Да как можно так издеваться над божьей тварью? Всё у нас не так, как у людей! Одна собака — Тупи, другая — Чапа, как на смех!
— Да тётя же… — начала Крися.
— И слышать не хочу таких глупостей! Брысь ты! — крикнула она на котёнка, который покатил по плите пробку.
— Катеринушка, — говорю, — Европа — это часть света, в которой мы живём.
— Я не в Европе живу, а в Раве!
— И ещё Европой звали красивую женщину, такую красивую, что, когда ей однажды захотелось покататься, греческий бог Зевс превратился в быка и сам катал её на своей спине, понимаешь?
— Знать ничего не хочу про каких-то греческих чучел! Ладно, для вас Европа, а для меня Милок. Милок, и всё. На, Милок, попей молочка!
Так и стал наш пятнистый котёнок носить двойное имя: для нас с Крисей был Европой, для Катерины — Милком. Получалось, как будто у него есть имя и фамилия. Дальнейший ход событий показал, что его надо было звать Европа Милок, а не Милок Европа. Почему? Скоро сами узнаете.
Вы, конечно, знакомы с маленькими котятами и знаете, какие это весёлые создания.
— А наша Европа — самый весёлый котёночек на свете, — твердила с глубоким убеждением Крися.
— Да, такого озорника, как наш Милок, я ещё не видывала! — вторила ей Катерина.
Целых три дня шёл дождь. Что в это время у нас творилось, трудно себе представить. Котёнок наполнял собой весь дом. Только что прыгал по бумагам, а вот он уже на шкафу. Гоп! — и он на занавеске. С занавески — на буфет. Гуляет по стаканам, по бокалам. Как-то он прыгнул на горящую керосиновую лампу. Обжёг себе лапки. Но и не подумал плакать, жаловаться. Взъерошил шёрстку, посмотрел на лампу сердито и фыркнул: «Пфф! Пфф!» — да так сильно, что ламповое стекло, не выдержав кошачьего презрения, лопнуло и разлетелось вдребезги.