- Не хочу тебя расстраивать, но это теория профессора психологии, доктора Лилиан Эндрюс, как раз гражданки США. И, знаешь - с ней очень хочется согласиться, когда видишь, что слепая вера делает с мозгом. Взять хотя бы Свидетелей Иеговы: их вера запрещает переливание крови. И они отказываются от него – сами, и запрещают переливать кровь своим умирающим детям. А потом хоронят их с молитвами - и совершенно искренне плачут. Вот где тут разум?
Ирина вздрогнула:
- Дети?! И что, это правда?
- Абсолютная. Десятки документально подтвержденных случаев.
- Это безумие…
- Да нет. К сожалению. Тогда был бы повод признать их невменяемыми и лишить права принимать решения по вопросам сохранения жизни. И лечить насильно. Это – не безумие, а всего лишь крайняя степень инфантилизма. Нежелание брать на себя ответственность. Зачем? «Не надо думать, с нами тот, кто все за нас решит…» Знаешь, как они объясняют свою позицию? «У каждого есть право верить. Вы верите, что спасет переливание, мы верим, что спасет Бог».
- Но если Он действительно есть – то почему бы Ему не спасти?
- А почему Он не меняет подгузники? Не чинит стиральные машины? Не регулирует дорожное движение?
- Ну… потому что для этого есть люди.
- Вот и ответ, Ира.
Я почти не смотрела на нее. Это был пустой разговор, просто чтобы скрасить ожидание и не дать вдове свалиться в истерику. Выводить людей из истерики тяжело – проще не допустить. Так что я поглядывала на часы и лепила одну банальность за другой, даже не особо задумываясь о смысле.
Но Ирина вдруг встрепенулась, широко распахнула глаза, словно услышала невесть какое откровение и несколько раз быстро кивнула.
- Да! Люди! Спасибо, Пол! Ты даже не представляешь, как мне нужно было это услышать.
- Пожалуйста. Обращайся, - Я пожала плечами, пытаясь сообразить – это вот что сейчас такое было?
К сожалению, время на игру в загадки вышло.
Мимо нас быстро прошла девушка в сером форменном платье горничной и скрылась наверху. За ней, шагая широко и совершенно бесшумно, немаленькую гостиную пересек Виталий. Он не взглянул на нас, и, похоже, даже не заметил.
Чуть позже в доме появились трое: двое в форме, один в темно синем гражданском костюме. Хорошем, я отметила это совершенно машинально, и так же, по привычке, бросила взгляд на обувь. Немецкие ботинки оказались не хуже чуть прикрывающих их брюк. Интересно, а галстук? Галстука не было. Был воротник, плотная, короткая шея, круглая голова с намечающейся лысиной, неожиданно правильное, почти красивое лицо, если б не специальное, «пустое» выражение, надетое, видимо, вместо мундира. Глаза светло-серые, взгляд безэмоционален: ни холода, ни тепла. Но цепкий. Губы полные… Да-а, экземпляр!
Негромко, ни к кому конкретно не обращаясь, мужчина сказал:
- Приготовьте документы. Я буду вызывать вас по одному.
- Что произошло, - Ирина резко встала, - Я супруга Олега и хозяйка этого дома. Я имею право знать, что случилось с моим мужем. Виталий сказал, что он утонул.
- Соболезную, - равнодушно ответил он, - Ваш супруг мертв. Застрелен.
- Ка-а-ак? – ахнула Ира, бледнея.
- В голову. Желаете подробности?
Побелев, как гостиничная простынь, Ирина Важина осела на пол. Глаза закатились.
- Обморок, что ли? – брюзгливо спросил второй мужчина в форме, полнее и ниже. – Кто-нибудь. Вот вы – он ткнул пальцем в меня, - позовите кого из горничных, пусть дадут нашатыря понюхать.
- Помогите мне, - сквозь зубы процедила я, пытаясь перевернуть почти сто килограммов живого веса так, чтобы уложить блондинку на спину. С помощью молодого полицейского это удалось. Я повернула Ире голову на бок, расстегнула ворот блузы и, стащив с дивана круглый валик, подсунула ей под ноги.
Прочие представители закона, тем временем, скрылись наверху.
- Вы врач? – поинтересовался пыхтевший рядом паренек, - профессионально действуете.
- Не врач, - буркнула я, пытаясь сообразить, где в этом доме если не нашатырь, то хотя бы водка, - но обмороки видела. У меня в кабинете тоже, бывает, падают.
- А вы?..
- Полина Аксенова. Психолог. Визитки, простите, не с собой.