Но Баклажан в человеке, стоящем посередине реки, оказался сильнее. Тряхнув головой, он вытряс из нее и форель, и Черного, и Кивелиди. Вытряс и устремился к перевалу.
Пробираясь по горным тропам, Иннокентий Александрович думал о своей бомбе. Время от времени он по привычке поводил рукой по правой стороне головы и, обнаружив ухо, всякий раз удивлялся. О бомбе он думал, естественно, головой Чернова и поэтому, мысль за мыслью понимал ее совершенно по-новому.
"Она - Бог!, - пришло ему в голову, как только он взобрался на перевал и неожиданно оказался в верхней части мироздания среди все познавших вершин. - Она - земной Бог! Она владеет миром, она реально существует своей мощью и потенцией! И какая простая в понимании! В жизни все великое просто...
Ведь что такое Бог? Бог - это множитель в формуле со многими неизвестными, множитель, который все эти неизвестные легко превращает ни во что. Превращает, умножая на себя. Значит, Бог - это Великий Ноль, Великое Ничто, значит, он существует, не существуя, значит, он прост бесконечно.
И Бомба походит на Бога своей простотой. И вдобавок ее можно видеть, ее можно потрогать, с ней можно поговорить, ее можно, наконец, привести в действие. Своей мудростью она пронзает все живое и делает его более, гораздо более живым. Она может существовать тысячи лет, она не взорвется, пока человеческие жадность или тщеславие не коснутся ее. И, следовательно, Бомба есть еще и Совесть! Овеществленная совесть, совесть, которая может жить и которая может умереть. Она - моя совесть!"
Сделанное открытие окрылило Баклажана и он счастливый, все понявший, уселся на камень, за которым еще прятался больной насморком снежник. Уселся и понял, что сейчас он - то же самое, что и этот камень, обломок ордовикского сланца, образовавшегося полмиллиарда лет назад на глубине десяти или даже более километров.
Полмиллиарда лет в полной темноте его иссушали высокие температуры, полмиллиарда лет его выжимало огромное давление, но он дождался своего часа и тридцать миллионов лет назад начал свое неотвратимое движение к свету.
И вот уже целых десять тысяч лет он лежит под солнцем и, впитывая его мудрость, рассыпается от счастья, рассыпается, и песчинка за песчинкой вновь уходит под землю...
Уходит, потому что счастья, так же, как и жизни, не надо много, потому что испытав их, надо вновь уходить во тьму возрождения, уходить, чтобы миллиарды таких, как ты, людей или камней, увидели свет.
"Как все оказывается просто, - продолжал думать Баклажан, переведя взгляд на кумархские склоны, исполосованные шрамами разведочных канав и траншей, врезами штолен и серпантинами подъездных путей. - Человечество, сколько оно существует, создавало богов для защиты и успокоения страха смерти, оно создавало идолов, фетиши, обожествляло смертных в надежде, что они защитят его от превратностей жизни и потустороннего существования...
Но все эти идолы и фетиши создавались из глины и тлена или даже вовсе не из чего - из сознания тысячелетней давности. Из мифов и преданий. И создавались впустую, потому что идолы, фетиши и призрачные боги не мстят за надругательства. Они легко переносят оскорбления и насмешки как атеистов с иноверцами, так и просто негодяев. И людям, ничтожным в своей слабости, приходиться защищать своих "всесильных покровителей"...
А с Бомбой все будет по-другому - она интернациональна и любой человек, не верящий в нее, не уважающий ее, объективно станет врагом человечества, ибо неверие - это попытка ее уничтожения, то есть попытка уничтожения каждого члена общества.
Так же, как и атеисты Бомбы, будут восприниматься агрессивные и властолюбивые люди - ведь они могут попытаться воспользоваться мощью Бомбы либо в состоянии аффекта, либо в целях оказания политического давления.
Такой психологический климат сплотит людей всех национальностей, всех возрастов, всех психологических типов. Бомба сделает миропонимание простым. Каждый человек на планете будет ложиться спать и просыпаться с ее именем на устах, будет желать ей долгих лет. Существование Бомбы сделает каждую минуту осязаемой.
Да, конечно, со временем люди привыкнут к Ней, вернее к Ним - ведь Алмазные Бомбы придется построить на всех континентах, но привычка эта станет стержнем человеческой жизни, жизни, в которой проживается каждая минута, в жизни, в которой все люди ходят "под Бомбой". Служители храмов Хрупкой Вечности будут внушать людям простые истины, очень простые, например, такие:
"Живи сегодня и здесь и жизнь станет бесконечной".
Или: "Помоги каждому. Если ты откажешь ближнему в поддержке, он может стать несчастным и возненавидеть Бомбу".
Или: "Будь спокоен, всегда держи себя в руках, если ты не сможешь укротить свои животные чувства, то они могут выплеснуться на Бомбу".
Или, в конце концов: "Не убий, ибо, если убьешь, зла в мире будет больше и оно может пасть на Бомбу".
О, Господи, моя Бомба! Каким простым и милым станет с Тобою жизнь! А смерть? Ведь прожив под сенью Бомбы жизнь, человек с радостью будет уходить в отдохновение ото всего земного - в потустороннее никуда, в потустороннее ничего, туда, где не надо жить!" Нет, надо скорее возвращаться на Поварскую и засучивать рукава. Человечество заждалось новой эры! Оно заслужило ее!"
***
Приехав в столицу Таджикистана, Баклажан пошел к Сергею Кивелиди. Тот, увидев друга живым и здоровым, чуть было не лишился чувств. Дельфи, до того дремавшая у него в ногах, спасла своего владетеля стаканом воды.
***
...Оказывается, люди с поискового вертолета приняли обезображенный лисами труп Петрухи за труп Чернова. Решающую роль в этой ошибке сыграл бумажник с документами на имя Чернова Евгения Евгеньевича, найденный на месте падения.
А вот чабана опознали правильно, он оказался провинциальным бандитом, в течение длительного времени находившимся в розыске. В ходе недолгого следствия было установлено, что Мухаммадиев Анвар Тучиевич (так звали криминального чабана) захватив вертолет, решил выбросить Чернова Евгения Евгеньевича из машины. В результате завязавшейся схватки они оба выпали из вертолета. Синичкину, решило следствие, либо выбросили раньше, над вершинами Гиссарского хребта, либо похитили бандиты из местных, похитили после того, как она покинула потерпевшую катастрофу машину.
Сергей не поверил, что друг его погиб, и полетел на Кумарх. Прихватив сто пятьдесят килограмм живой форели (к его приезду в аэропорт бочки с ней уже стояли в вертолете). Но ни Чернова, ни его следов нигде не нашел и вынужден был принять версию следствия, тем более, что местные жители сказали ему, что пятую штольню завалило несколько месяцев назад и поэтому никого там быть не может.
В пол-уха выслушав собеседника, Баклажан рассказал Кивелиди о похождениях Чернова в кумархской штольне. Об обнаружении им трубки взрыва с розовыми алмазами он, само собой, умолчал.
- Вот так вот, все погибли, все кроме меня... - рассказывал Иннокентий Александрович, стараясь вести себя несколько экзальтированно (как Чернов). И Синичкина погибла, и Веретенников, и Сашка Кучкин... И я погиб... Видишь, наверное, что совсем, совсем другим стал...
- Ну, конечно! - рассмеялся Сергей, хлопнув Баклажана по плечу. Конечно, я поверил, что какие-то обстоятельства могут тебя изменить!
- А что на Кумархе делают солдаты? - спросил бывший Чернов, равнодушно отказавшись от шампанского, предложенного практически обнаженной госпожой Си-Плюс-Плюс. - Похоже, они ищут банду какого-то Черного?
Кивелиди ответил, что ничего об этом не знает. Баклажан рассказал, как зачищали пещеру, в которой он прятался.
Сергей, не долго думая, позвонил в МВД знакомому. Через пять минут он знал, что несколько дней назад ягнобцы каким-то образом дали знать республиканским властям, что в бассейне Кумарха окопалась вооруженная до зубов банда некого Черного. Того самого, который несколько лет назад разграбил с друзьями золотое месторождение Уч-Кадо. И того самого, который тремя годами позже помог правительству ликвидировать мятеж террористов Бен Ладена. И того самого, который неделю назад упал с вертолета перед самой его катастрофой.