Но так было не всегда. Возможно – вопрос остается открытым, – нравы, образ жизни, законы арабов VI века являлись лишь жалкими остатками некогда процветавшей культуры. Возможно, что когда-то существовали богатые и могущественные арабы со своими государствами, прекрасными городами, писаными законами, установившимися религиями. Возможно, все это было разрушено воздействием знойной пустыни, и в народном сознании сохранились лишь традиционные обычаи, объяснения которым они не знали. Возможно. Уточнять мы не считаем возможным.
Тем не менее, как нам известно, в прошлом этот народ совершил великие деяния. Когда большие торговые пути Востока еще пересекали Аравию, когда цари Хирам Тирский и Соломон Иерусалимский еще посылали свои караваны на базары Офира, арабский народ был богат и могуществен. На юге тогда царствовала царица Савская, блистательная Балкис Македа, она привезла в подарок царю Израиля сто пятьдесят золотых талантов. На севере благоденствовало царство набатеев. Мадиан известен как золотоносная страна. Но подробностей об этих государствах традиция не сохранила. Они существовали, процветали и исчезли под песком пустыни. В римскую эпоху Аравия еще смогла объединиться для великого восстания: инициативу взяла царица Пальмиры, прекрасная Зенобия; она командовала противостоявшей легионам армией, которая объединила почти весь полуостров. Позднее Зенобия стала украшением триумфа своего победителя.
Все это давно было не более чем прошлым.
В VI веке это прошлое было погребено под толщами песка. Народы Аравии больше не знали единства; нигде у них не было независимых государств, ни на юге, в «счастливой Аравии» былых времен, ни на северном побережье, золотом берегу, в Мадиане. На крайнем севере, где пустыня подходила к границам Византии и Персии, мировые державы того времени, как их предшественницы, еще создавали эфемерные государства. Лишь в сасанидской Трансиордании, даннице Византии, да в Ираке Ахеменидов, вассалов Персии, мы находим в то время арабов, объединенных в настоящие государственные формы.
Свободный арабский народ остается в пустыне, в одиночестве и варварстве. Племена гоняются друг за другом, их войны сотрясают страну. Одно истребляет другое, щадя при этом пальмы и источники воды. Каждое обеспечивает свободное существование бедуину, человеку пустыни, не знакомому ни с каким принуждением, не желающему никакой социальной организации, кроме собственного племени, ради которого он воюет, делает детей и идолу которого поклоняется.
Так жили самые молодые семиты, арабы. У семитов были Моисей и Иисус. Эта крайняя ветвь семитского дерева, распространившаяся от глубин великой пустыни до Ирака и Египта, породит Мухаммеда, посланца Бога.
Поющая пустыня
Мой шатер, где дует ветер, прекрасней роскошного дворца.
Можно ли считать единым народом этих бедуинов, не знающих ни государства, ни принуждения? Какие узы связывали их? Что заставляло эти бесчисленные племена, постоянно занятые войной, время от времени признавать себя членами одной общности?
Вот что на это отвечает старинная арабская поэма: «Бог даровал этому народу четыре милости: во-первых, простой тюрбан, который для пустыни лучше короны; во-вторых, шатер, более практичный, чем дворец; в-третьих, меч, защищающий лучше самых высоких стен. Четвертый дар небес, высший дар, не что иное, как чудесное искусство свободной песни. Араб находит в нем наивысшее наслаждение». Возможно, это утверждение покажется несерьезным; тем не менее оно совершенно точное. Единство суровых арабских племен основывается исключительно на силе их слова, на арабской мелодии.
Песня правит пустыней. Даже в наши дни не известен другой народ, испытывающий такой восторг перед красотой слова, лирическим выражением. Эти жители пустыни, почти дикари, обладают языком, богатство которого нас смущает. Язык для арабов играл ту же роль, какую другие народы приписывают архитектуре и живописи.
Языком араб владеет мастерски. Он знает сто слов, обозначающих верблюда; он радуется, используя самые сложные фразы, и глубоко презирает несчастные народы, чьи идиомы не могут соперничать по богатству с его оборотами речи. Он тщательно заботится о чистоте своего языка. С самого нежного возраста он приобщен к искусству красиво говорить. За грамматическую ошибку бедуин задает своим детям трепку. Потому что слово священно, потому что язык, единый для всех арабов, делает из них один народ.