– А как же! И пляж неплохой.
Саша нащупала сигареты, щелкнула зажигалкой.
– Ты давно куришь?
– Не одобряешь курящих девушек?
– Просто тебе не идет.
Прозвучи это замечание из других уст, оно бы вызвало раздражение. Ее страшно бесила критика со стороны малознакомых людей. Но улыбка Ромы вызвала обратную реакцию: желание быть откровенной.
– Да я балуюсь. Захочу – брошу. Осенью умер близкий мне человек, и я закурила.
Рома положил руки себе на бедра, потом убрал за спину. Спросил:
– Твой парень?
– Что? – Она хохотнула невесело. – Нет. Мамин…
(сожитель)
– …муж.
Рома смотрел на нее выжидающе, и она продолжила:
– Родители развелись, когда мне было десять. Мы перебрались в село, там у мамы был домик. Она в город на работу ездила, она медсестра. Познакомилась с пациентом. Он ее на свидание пригласил. Влюбились… Мне двенадцать исполнилось, мама хибару нашу продала, и мы переехали к дяде Альберту.
– Он был хорошим?
– Лучшим. Как настоящий папа, хотя мой папа… ну, тоже нормальный.
Пепел упал на джинсы, Саша раздавила окурок о камень.
– Дядя Альберт был идеальным. Умный, добрый, смелый. Он пожары в Чернобыле тушил, возле реактора.
– Он из-за Чернобыля, да? Из-за радиации?
– Ага. Рак щитовидки. Он быстро… угас.
– Соболезную. – Рома провел пальцами по воздуху, словно погладил Сашу на расстоянии.
– Мы вчетвером жили. Я, мама, дядя Альберт и его мама, бабушка Зоя. У нее было слабое здоровье, мама за ней присматривала. Уколы, компрессы. Она пережила Альберта на девять дней. Умерла и не успела оформить наследство.
– Зачем наследство? – удивился Рома. – Пять лет жили вместе, квартира вам перейти должна.
– Закон иного мнения. Появились родственнички. Племянница бабушки Зои. Гильдерева Валерия Вячеславовна. А с ней муж, уроженец Палестины, и двое детей.
– И что, – сердито спросил Рома, – отдать жилплощадь какой-то племяннице?
«Она хотя бы племянница, – тихо сказала Шура, – а мы кто?»
– Адвокат подчеркивал, что мама ухаживала за бабушкой Зоей, а Гильдеревым было на тетушку наплевать. Дядя Альберт кузину раза два упомянул мельком. Но она та еще актриса. На заседаниях рыдала, справками сыпала. Муженек ее нанял пронырливых юристов.
– И чем закончилось?
– У дяди Альберта было большое хозяйство, сараи, двор, флигель. Практически центр города. Нам причиталась треть от стоимости всего. Но и за эти деньги мы не могли взять однокомнатную в том же районе. С весны мы жили то у друзей семьи, то в общежитии. А в мае агент по продаже недвижимости предложил этот вариант.
– Суки, – проговорил Рома, – как таких существ земля носит?
– Была бы у меня кукла вуду… – Васильковые глаза Саши потемнели.
– А что за «мазда» припаркована в вашем дворе?
– Папина. Он нам с ремонтом помогает. У него семья, ребенок. Кристина, сестричка моя.
– И что, его жена отпускает? Не ревнует?
– Как видишь.
– Святая женщина.
Они сидели на валуне, болтая. Сгущались сумерки, зажигались огни высоток. Комар ужалил в шею.
– Ай, – почесалась Саша. – Идем, пока нас не сожрали.
На тропинке, связующей микрорайон и Сашин дом, Рома задал вопрос:
– У тебя есть бойфренд?
Сердце екнуло, и щеки зарделись почему-то.
– Был, но мы расстались.
Рома улыбнулся в полутьме.
«Спроси у него о том же», – велела Александра Вадимовна, но Саша молча шагала по щебню, и через минуту Рома известил:
– И у меня нет.
– Кого? Бойфренда? – неловко пошутила она. Юморок в стиле Шуры.
Расставаясь у подъезда, он сказал:
– Завтра я на дачу еду. А послезавтра давай на речку купаться.
– Не выйдет, – ответила она. – Ремонт доделаем, тогда.
– Забились.
Она наклонилась пожелать Кортни спокойной ночи, и собака, изловчившись, облизала ей подбородок.
– Ах ты хулиганка, – рассмеялась Саша.
Папа уехал. Умаявшаяся мама стелила постель. Среди голых стен Саша без сил рухнула на кровать.
Она размышляла о Роме, об их променаде, и мухам не было места в ее голове.
8
Пират и Сверчок
Они позавтракали хлопьями и шоколадным молоком. Закатали рукава и с энтузиазмом принялись за работу. Звонок в дверь (Ай, бляха, надо поменять эту верещалку!) застал их смешивающими известь и синьку.
Саша бросилась открывать. Протиснулась мимо затора из мебели.
В тамбуре стоял папа, рядом – бородатый и румяный здоровяк. Усы подкручены, огромный живот упакован в тельняшку, багровый шрам над бровью – вылитый пират.
– Привет, крестница!
– Дядя Коля?
– Превосходная память! Посторонись!
Пират втащил в коридор звенящий бутылками пакет. Мама скрестила руки на груди, театрально насупилась.