Выбрать главу

Итак, вот эти приемы.

1. Фигура умолчания. Мы давно уже были приучены советскими газетами читать в них не только то, что они декларируют. Но и то, о чем они молчат: из этого мы заключали, кто арестован или впал в немилость, кто из властителей заболел и тому подобное. Вот и в сочинениях коллег мы улавливали, что означает их молчание о том или ином аспекте их темы. И мы понимали: молчит – значит сказать то, что хотел бы, не может, а сказать то, что допустимо, не хочет. У нас молчание – отнюдь не знак согласия, а, наоборот, знак отвержения. Так, профессор А.В. Арциховский в годы господствовавшей и навязанной всем «теории стадиальности» академика Н.Я. Марра не упоминал ни Н.Я. Марра, ни его теории. Не ссылался на это имя, сердито молчал. Понимали: не признает учения о стадиальности, но сказать ничего не может – будет тотчас выброшен из науки. Ведь теория Марра считалась «железным инвентарем марксизма». Высказался только тогда, когда запрет на критику стадиальности был снят. Точно так же старый археолог С.И. Руденко, открыватель скифских погребений Пазырыка на Алтае в вечной мерзлоте, молчал всю жизнь о марксизме. Молчал до ссылки, молчал в ссылке, молчал после возвращения, хотя публиковался тогда уже много. Есть и другие молчальники.

«Вслушивайтесь в тонкие еле слышные голоса молчания» (Свами Шивананда «Семадхи-Йога»).

2. Выплата дани (кесарево кесарю, или: мухи отдельно, котлеты отдельно). Некоторые ученые почитали за лучшее не лезть на рожон: раз положено декларировать свою лояльность ссылками на классиков марксизма, значит, надо это делать. Но порядочность и уважение к науке не позволяли им смешивать то, что для них оставалось несовместимым. Вот они и проводили очень наглядную сепарацию: в начале публикации (или в самом конце) одна-две цитаты, поклон-другой режиму, а затем – вне всякой связи с ними – собственно содержание работы. Примеров – легион, приводить их незачем. Ограничусь воспоминанием студенческих лет: один наш профессор начинал свои лекции так: «Маркс говорил по нашей теме то-то, Ленин – вот что. А теперь приступим к делу…»

Как ни странно, применение этого приема находим и в статье 1953 года академика Б.А. Рыбакова, позже главы советской археологии. Статья называлась «Древние русы. К вопросу об образовании ядра древнерусской народности в свете трудов И.В. Сталина». В начале статьи идет ряд пассажей о сногсшибательных лингвистических откровениях гениального вождя и учителя, а затем вне всякой связи с ними – изложение собственных идей автора по проблемам археологии. Неужто и первые персоны советской науки имитировали марксизм? Каких только открытий не сделаешь при внимательном изучении научной литературы этих семи десятилетий!

3. Неожиданные пробелы. Этот прием близок предшествующим, однако он, с одной стороны, менее резок, а с другой – несколько опаснее. Автор, применяющий его, не избегает идеологической тематики – в частности, говорит о марксизме в науке, но в этой речи искушенный читатель скоро замечает существенные пропуски, недостачи, которые придают содержанию очень свежий и интересный нюанс. Если в полемике с западными учеными выдвигались только свои, оригинальные аргументы и не применялись стандартные аргументы нашей пропаганды, избегались идеологические штампы, то можно было руку положить на отсечение, что автор в них и ей не верит.

После публикации в СССР и за границей моих работ о марксизме в археологии меня, хотя я и не был членом партии, вызвал к себе секретарь партбюро факультета, «новист» (специалист по новой истории), и задал каверзный вопрос: «Скажи, пожалуйста, почему ты всегда упоминаешь нашу идеологию только как марксизм? Ни разу ведь не употребил двойной термин: марксизм-ленинизм!» В ответ я мог бы сослаться на один-два случая, когда по моим статьям проехался этот сакраментальный тандем, но было бы несложно установить, что исправление внесено редакцией (были и мои авторские пассажи, но когда речь шла о ленинских позициях). Поэтому я пояснил свое словоупотребление тем, что марксизм – широкое понятие, оно охватывает и ленинизм, что при Марксе и Энгельсе, о которых я писал, ленинизма еще не было, и тому подобное. Но секретарь покачал головой: «Не приемлешь ты ленинизм и хочешь, чтобы внимательный читатель это понял. Хочешь декларировать свою свободу от марксистско-ленинской партийности. Юридически такое толкование недоказуемо, но знай, что все это, где надо, учитывается». А я и дальше продолжал пользоваться своей терминологией, потому что для меня это был вопрос принципиальный. Многие читатели, судя по их реакции, это понимали – и единомышленники, и противники.