- Вероятно, повар прав. Поэтому, я считаю, неразумно с нашей стороны выгонять ее из дома. Они могут прогневаться.
- Неужели? - скептически спросила Барбара. - А как, по-твоему, они отреагируют, когда мисс Винтер расскажет им, что ее новый работодатель развратник?
Эдвард поджал губы. Повернувшись лицом к жене, он потер щеку рукой.
- Сомневаюсь, что она станет упоминать об этом. Ты же видишь, она оказалась более любезной, чем я думал. Между нами все кончено. Я заблуждался на ее счет.
Барбара злобно расхохоталась. Взглядом своих изумрудных глаз она словно пригвоздила его к креслу.
- А ты, оказывается, боишься и ее, и ее друзей! Вот почему ты ничего не хочешь предпринять относительно Адама. Ты просто боишься, как бы ее не обвинили в причастности к его смерти.
- Перестань, Барбара, - необычайно спокойно сказал Эдвард. - Пусть все останется на своих местах.
- Нет уж. Я не такая трусиха, как ты. Ты хочешь того же, что и я, просто у тебя слишком мягкий характер. Признавайся, что ты тоже хочешь убрать Адама со своего пути! Тогда все двери открылись бы перед нами. Подумай! У нас будет доступ в высшее общество, но не потому, что мы являемся опекунами Адама, а потому, что ты станешь единственным наследником семейства Панберти. Все состояние может перейти в твои руки.
Эдвард поднялся с кресла.
- Вижу, тебя нельзя ни уговорить, ни убедить в чем-либо. Ты все равно сделаешь то, что задумала.
- Что ты имеешь в виду? - насторожилась Барбара.
- Я думаю, что ты будешь руководствоваться только собственными соображениями, тебе абсолютно все равно, как к этому отнесусь я. Но будь крайне осторожна, если не хочешь всю оставшуюся жизнь прозябать в Ньюгейте. Если тебе, конечно, удастся избежать виселицы.
Итак, муж дал ей добро. У Барбары сжалось сердце. Она была права! Не важно, что Эдвард пытался возражать ей, ему также хотелось вычеркнуть из своей жизни Адама и девчонку.
- Я буду осторожной, - сказала Барбара. - Никто даже не узнает. Ты, безусловно, понимаешь, что, как только мальчика не станет, сразу исчезнет нужда в услугах мисс Винтер.
Эдвард утвердительно кивнул. Лицо жены выражало твердую решимость.
- Барбара, я не желаю больше возвращаться к этому вопросу. Никогда, поставил он точку в неприятном разговоре.
Выйдя из комнаты и закрыв за собой дверь, Эдвард засунул дрожащие руки в глубокие карманы пиджака.
- Господи, прости меня, - прошептал он в пустоту коридора. - Что я наделал?
Глава 1
Март 1787 года
Ной Маклеллан удобно устроился на своем жестком сиденье, надвинул на глаза шляпу, вытянул ноги, едва не задев при этом грязными ковбойскими сапогами приходского священника.
Пассажиры экипажа приняли его либо за неотесанного колониста, либо за дурно воспитанного американца. Никто не отважился заговорить с ним в течение получаса, что они провели в его обществе, направляясь почтовой дорогой в Лондон.
Поведение Ноя на постоялом дворе еще раз подтвердило предвзятое мнение обо всех американцах. Он был угрюм и даже груб, не стеснялся в выражениях, разговаривая с владельцем постоялого двора и требуя к себе человеческого отношения.
Резко повернувшись, Ной случайно задел локтем сидящего с левой стороны седовласого джентльмена. Все семеро пассажиров принялись тихо извиняться, прежде чем седой гражданин что-то промолвил.
- Как вы думаете, с вашей лошадью все будет в порядке?
Вежливый вопрос явно относился к Ною.
Приподняв указательным пальцем шляпу, американец уставился на говорившую женщину. Она была в глубоком трауре - строгое черное платье, шляпка, обрамленная черной шелковой лентой с бантом. Впрочем, шляпка была попутчице совершенно не к лицу, она напоминала Ною шоры у лошадей. Пока его взор блуждал по спящему малышу, которого женщина держала на руках, Ной пытался отгадать, по ком она носила траур. Было очевидно, что ни сидевший слева приходской священник, ни скучающий молодой лорд справа не сопровождали ее. Она путешествовала совсем одна, без мужской защиты, и поэтому Ной пришел к печальному заключению: эта женщина овдовела. Ее забота о нем, несмотря на бедственное положение, тронула молодого человека до глубины души.
- Уверен, что лошадь скоро поправится, - ответил Ной, подняв свои светло-зеленые глаза на женщину. - Растяжение сухожилия на передней ноге, добавил он.
Женщина улыбнулась:
- Я уже слышала об этом. И виной тому "эти проклятые английские дороги", кажется, так вы выразились?
- Я очень сожалею, что у меня вырвались эти слова, - произнес Ной. - Вы же видели, после моего замечания по поводу ваших дорог хозяин постоялого двора отказался продать или дать мне напрокат лошадь из своей конюшни.
- Скорее всего, он усомнился в вашем умении ездить верхом, - весьма деликатно предположила женщина.
Ной усмехнулся, вспомнив, как грубо обошелся с ним хозяин постоялого двора. И если бы вовремя не прибыл экипаж, направлявшийся в Лондон, все могло бы закончиться шумной ссорой. Ною ничего не оставалось, как только заплатить хозяину за содержание раненой лошади, с которой он расставался на год, а самому пересесть в экипаж. И то, и другое обошлось ему в кругленькую сумму.
Устроившись поудобнее в экипаже, Ной откровенно рассматривал своих попутчиков. Приходской священник, угрюмый седовласый джентльмен, вдова, солдат королевской армии, суровый с виду фермер и толстый торговец. За исключением вдовы никто из них не проявил ни малейшего интереса к новому спутнику.
- Моя семья занимается разведением породистых скакунов, а я научился сидеть в седле раньше, чем ходить... - пояснил американец леди.
- Говорите, ваша семья разводит чистокровных верховых лошадей? заинтересовался вдруг молодой лорд.
- В основном, - спокойно ответил Ной, - хотя мы не ограничиваемся лишь этим. Большим спросом пользуются рабочие лошадки для фермерского хозяйства и тяжеловозы.
- Значит, вы приехали сюда, чтобы приобрести лошадей новых пород? почему-то с уверенностью спросил лорд. - В таком случае вам непременно следует посетить лучшие в наших краях конюшни Вортинга.
- Действительно, его лошадей можно считать лучшими или, во всяком случае, надеяться, что скоро они таковыми станут. Мне было бы очень приятно доставить лорду Вортингу арабского жеребца, - с нескрываемой иронией ответил Ной.
- Да-да, - промямлил от смущения молодой господин и, повернувшись к вдове, с раздражением проворчал:
- Мадам, вы не могли бы успокоить своего ребенка?
В этот момент экипаж угодил в дорожную колею и сильно накренился, теснее прижав пассажиров друг к другу. Ребенок заплакал, а мать тщетно пыталась его успокоить.
Ной наклонился вперед и протянул руки:
- Позвольте мне...
Вдова в нерешительности подняла на него глаза.
- Будьте спокойны, мэм, что бы вам ни приходилось слышать, в Виргинии не едят детей. Хотя в Массачусетсе их считают деликатесом, - пошутил Ной.
- У вас черный юмор, мистер...
- Маклеллан, - представился он.
- Мистер Маклеллан, если вам удастся успокоить моего ребенка, я буду очень признательна...
- Так же, как и все мы, - буркнул себе под нос угрюмый фермер.
Взяв ребенка на руки, Ной принялся его убаюкивать, радуясь в душе ласковому взгляду и доверчивой улыбке молодой женщины. Но только безумный мог на что-то надеяться, ведь эта леди недавно потеряла близкого человека, а его самого ждала невеста по другую сторону Атлантики. Ной ощущал себя юным глупцом, а не тридцатитрехлетним мужчиной.
- Как зовут? - спросил он.
Женщина моментально смутилась, даже встревожилась. Она, видимо, подумала, что Ной интересовался ее именем. Должно быть, это показалось ей слишком дерзким.
- Я спрашиваю, как зовут малыша, - мягко пояснил он, пытаясь угадать, кто это: мальчик или девочка?
- Его зовут Гедеон, - обаятельно улыбнулась леди.
- Понятно, - глубокомысленно произнес Ной. - Гедеон. Послан Богом для спасения людей. Или он был мстителем?