— Знаешь, мне кажется, что я впервые в жизни так счастлива. По-настоящему, — тихо сказала она, утыкаясь носом ему в плечо и вздыхая. — Если бы это могло длиться вечно…
— Не вижу никаких препятствий, — немедленно ответил он. — Но, полагаю, не обязательно здесь. Как ты относишься к тому, чтобы продолжить в другом месте, где есть настоящая кровать и ванна?
— Прекрасная мысль.
— Тогда поедем?
— Куда?
— Ко мне домой, естественно. Не можем же мы скомпрометировать тебя, отправившись в твой отель. Есть какие-то возражения?
— Только одно, — улыбаясь, ответила Оливия. — Ты говорил, что ехать долго… Не знаю, сможем ли мы столько вытерпеть.
Этого искушения он вынести не мог — снова прижался к ней и впился в сочные губы. Она застонала, но не от боли, а от наслаждения. И от нарастающего возбуждения. Опустила руку, провела по его плоскому животу вниз и обнаружила, что и он готов ко второму раунду любовной битвы. Задыхаясь и дрожа, Оливия ожидала, когда он снова войдет в нее, заполнив всю целиком.
Но неожиданно Дуэйн отстранился.
— Нет, Олли, нет. Придется потерпеть.
Она едва не разрыдалась от досады.
— И это ты называешь безумством?
— Полно, дорогая, полно, — покрывая поцелуями ее лицо, прошептал он. — Никакое безумство не должно повредить тебе. Поверь, я думаю и беспокоюсь только о тебе.
— Обо мне? — возмущенно выкрикнула Оливия. — Обо мне?!
— Да, милая, о тебе. И о деле, где буду представлять твои интересы. Поверь, если нас кто-то увидит в таком виде, то шумихи точно не избежать. — Она затихла, признав справедливость его заявления. А он продолжил целовать и говорить одновременно: — Я ждал тебя всю свою жизнь, мечтал о тебе, тосковал о тебе. Ты снилась мне одинокими холодными ночами. И я не позволю, чтобы теперь, когда я рядом, кто-то причинил тебе хоть малейшее зло. Ты слышишь меня, Олли? Ты веришь мне?
— Да, Дуэйн, слышу. И да, верю. Вот только…
— Что только? — Он беспокойно взглянул на нее.
— Только все-таки сорок минут уж очень долго, — с милой улыбкой произнесла она.
Дуэйн усмехнулся в ответ.
— Постараюсь превратить их в тридцать пять. Идет? Тогда поднимайся. — Он вскочил и протянул ей руку.
Они преодолели тридцать четыре мили, отделяющие кафе от двухэтажного дома в престижном квартале, принадлежащего Картрайту, в рекордно короткое время — за двадцать восемь минут. Что в условиях большого города равносильно чуду.
И остаток ночи был не меньшим, а возможно, даже большим чудом. Мужчина и женщина, соединенные, чуть ли не спаянные воедино жаром взаимной страсти, без устали творили вечное и бессмертное таинство — великое таинство любви.
Оливия потянула носом, приоткрыла один глаз и тут же снова закрыла его.
— Ну-ну, не прикидывайся, я видел, что ты проснулась, — послышался мужской голос.
Дуэйн! Она привстала на кровати и недоверчиво уставилась на него. И тут же все вспомнила — стук в дверь отеля, букет роз, поездку в кафе на берег океана и все, что произошло после, вернее, вместо обеда.
— О, милый, как же я хочу, есть… — томно протянула она, лениво и безуспешно пытаясь прикрыть простыней обнаженную грудь.
— Если хотя бы вполовину так, как я, то придется приготовить еще такую же порцию, — засмеялся Дуэйн, опустил огромный накрытый салфеткой поднос на покрывало и чмокнул Оливию в нос.
Она тут же сдернула салфетку и пискнула от удовольствия. Вот это завтрак! И яйца, и твердая итальянская колбаса, и ароматный французский сыр, и свежие булочки, и хрустящий салат, и два больших стакана сока, и кофейник. Настоящий пир, особенно для дошедших до полного изнеможения любовников, почти всю ночь проведших в пылких ласках.
Оливия схватила булочку, разрезала ее пополам, накрыла ломтиком колбасы, потом листиком салата, затем сыром и все это с восторгом запихнула в рот. Пожевала, проглотила, запила соком и с благоговейным трепетом произнесла:
— Бальзам, настоящий бальзам.
— Давай-давай, не разговаривай. Не теряй времени. Нам еще есть чем заняться.
Еда, приготовленная, казалось, на шестерых, исчезла в течение десяти минут. А спустя еще четверть часа и Оливия, и Дуэйн, обнявшись, снова уснули…
Когда она снова открыла глаза, то обнаружила, что лежит в постели одна. Молодая женщина потянулась, приподнялась на локте и взглянула на часы — одиннадцать двадцать пять. Все тело ныло от приятной усталости. Вставать решительно не хотелось. А Дуэйн? Где же Дуэйн? На смятой подушке рядом с ней лежал листок бумаги. Оливия взяла его.