Когда он наконец овладел ею в ее комнате сзади бара, хрупкость Франсуазы оказалась мифом. Она любила его каждым сантиметром своего великолепно сложенного тела. Ее зубы, язык, глаза и даже ее сердце доставляли Брендану ощущения, о которых он даже и не подозревал. По ночам сжимая друг друга в объятиях, они предавались страсти, которая день ото дня казалась все более опасной. Довольно скоро она привела Брендана к размолвке с Джеком. Когда они выехали в Австралию, братья разделили свой маленький капитал поровну, собираясь накопить средства и купить собственную ферму. Однако теперь было очевидно, что Брендан полностью поглощен страстью к барменше, которая отказывалась покинуть яркие огни Брисбена. Кроме того, Брендана постоянно мучила мысль о том, чем она будет заниматься, когда он станет стричь овец в Южном Квинсленде. Деньги, которые он должен был беречь, щедро тратились на Франсуазу. Зная о том, как в Австралии относятся к таким бракам, он не был уверен, что хочет жениться на ней. Джек не уставал напоминать ему, что Франсуаза относится к полинезийской расе, хотя знал, что по отцовской линии она была француженкой. Брендан утешал себя тем, что, заработав состояние, сможет отгородиться от критически настроенного мира. Но Франсуаза начала грустить, потому что для нее единственным доказательством прочной любви было обручальное кольцо.
Когда она забеременела, все изменилось. Брендан не собирался заводить ребенка, но принял на себя ответственность и убедил Франсуазу, что она должна поехать с ним на ферму, где у него была работа на период весенней стрижки. С самого начала поездка оказалась неудачной. Обычно странствующие стригали оставляли своих женщин в городах, и присутствие Франсуазы отделило его от остальных, живших на холостяцких квартирах.
Франсуаза проклинала жизнь на ферме — жару, пыль, мух, свою отчужденность. Ее больно ранили уничтожающие взгляды, которыми награждали ее женщины с фермы, а Брендан скоро обнаружил, что похотливые взгляды мужчин порождают между им и ними вражду. Однако, несмотря на все страдания, Брендан совсем не ожидал, что Франсуаза может его покинуть. Его вспышки ревности, пьянство и отлучки в конце концов надломили ее. Однажды он пришел домой и обнаружил, что шестимесячная Шаннон плачет одна в колыбели. Записка, приколотая к подушке ребенка, разбила сердце Брендана. В ней говорилось:
«Дорогой Брендан!
Ты обещал мне не такую жизнь. Если я здесь останусь, то умру. Я больше не могу. Пожалуйста, позаботься о нашей девочке. Я скоро приеду за ней, как только найду место.
Франсуаза».
Брендан винил себя за то, что не женился на Франсуазе, и клялся, что сделает это, когда она вернется. Но она так и не вернулась.
Годы затуманили память Брендана. В воспоминаниях его любовь к Франсуазе стала такой всепоглощающей, какой никогда не была в действительности. Вместе с ней возросла и горечь. В редкие моменты просветления он понимал, почему Франсуаза оставила его. Иммигрант, чужак, он понимал ее одиночество. Она всего лишь осуществила страстную мечту каждой женщины, томящейся в необжитых районах Австралии, но Брендан не мог найти в себе сил простить ее.
Лучшим ответом на расспросы Шаннон насчет матери казалась ложь. Он сказал дочери, что Франсуаза умерла и отправилась на небеса.
Через три года он встретил Дорин, добрую, славную вдову. Лишения и разочарования оставили на ней свой отпечаток, но Дорин выросла в Австралии и, как и всех женщин необжитых районов, ее отличало стоическое отношение к жизни, которую следовало принимать такой, как она есть. Ей было слегка за тридцать, но жгучее солнце добавило морщин на ее широкое ирландское лицо, и Дорин выглядела значительно старше. В Брендане она увидела прекрасного кандидата в мужья и отцы и стала отвращать его от пьянства, пытаясь создать семью. И хотя она могла дать ему лишь бледное подобие той страсти, которая соединяла его с Франсуазой, вместе они жили неплохо. Правда, иногда отчаянно ругались, так как Брендан после Франсуазы относился к женщинам как к неизбежному злу, что, впрочем, вполне соответствовало его ирландскому воспитанию.
Дорин умерла при родах на отдаленной ферме в Квинсленде, потому что врач не успел прилететь туда вовремя. Брендан остался с орущим младенцем, которому был всего час от роду, и с четырехлетней Шаннон, которая гладила его по волосам и пыталась утешить.
— Не беспокойся, папа, я присмотрю за ребенком, — лепетала она. Ее волосы были черными, как у таитянок, а глаза с темными ресницами смотрели не по годам серьезно.