Выбрать главу

— Извините, что побеспокоил, — сказал он и с удрученным видом направился к двери.

Закрыв дверь и заперев ее на засов (на тот случай, если незваный гость возобновит осаду его студии), Хоки со смехом повернулся к натурщице, которая только что сбросила с плеч плед.

— Для тебя это хороший знак. Уже не в первый раз мои натурщицы заставляют молодых людей рвать на себе волосы и с диким видом бегать по улицам, — с удовольствием сказал он.

— С твоей стороны было очень галантно так защищать свою подопечную.

— Ничего подобного. Мне она самому нужна. Почему я должен ее делить с этим мерзавцем?

Она засмеялась.

— Сделай мне одолжение, Хоки. Если такой красавчик, как этот, когда-нибудь постучит в твою дверь, чтобы узнать мое имя и номер телефона, — дай ему.

Кунварра, июнь 1978 года

Когда Керри взглянула на прозрачно-голубое небо, она поняла, что наступила зима. Темные тучи собрались над холмами вокруг Кунварры, закрывая солнце, и Керри захотелось, чтобы снова наступило лето, хотя теперь, когда Шаннон навсегда покинула Австралию, ничего хорошего ждать не приходилось. Несколько месяцев после ее отъезда Керри была в смятении, не испытывая даже обычного удовольствия от работы с лошадьми — до тех пор, пока Шаннон своей настойчивостью не установила между ними перемирие. Керри все еще время от времени посещали приступы зависти, но она старалась их сдерживать. Теперь же письма от сестры оказалось достаточно, чтобы старые раны вновь открылись. Керри шла по загону, но голова ее была занята картинами Лондона, вставшими с только что прочитанных страниц.

Шаннон — натурщица! Керри представила себе, как она стоит на мраморном пьедестале, закутанная в прозрачную материю. И хотя Шаннон жаловалась на скуку и холод в мастерской, Керри между строк могла прочесть, что от этого поворота фортуны у нее сладко кружится голова.

Керри помнила практически каждое слово из ее писем. Она жадно поглощала мельчайшие подробности о богатой событиями жизни на Честер-сквер, где собака по имени Баглс ест фарш с фарфоровой тарелки, а льняные простыни для леди Фортескью меняют каждый день. Керри настолько углубилась в свои фантазии, что вздрогнула от неожиданности, услышав низкий голос, зовущий ее по имени. Повернувшись, она увидела стригаля по имени Тоби, который смотрел на нее из стойла.

— А, это ты, — вяло сказала она.

— Так как? Ты едешь со мной сегодня вечером в Уишбон на танцы?

— Не знаю, — ответила Керри, поигрывая кнутом. — Смотря в каком я буду настроении. У меня много всяких планов.

— Ты же говорила, что поедешь. Я всю неделю ждал.

— Я дам тебе знать позже, — небрежно сказала она и пошла дальше.

— Ты же обещала. Я кончаю примерно в шесть тридцать.

Керри едва заметно улыбнулась, задержав на нем ясный взгляд своих зеленых глаз ровно настолько, чтобы убедиться — взгляд Тоби не такой спокойный, как его разговор. Она улыбнулась про себя, прекрасно зная, что сейчас Тоби жадно пожирает взглядом каждый сантиметр ее тела.

С тех пор как Дэн Роупер лишил ее девственности, Керри достигла огромных успехов в любовных играх. Она выяснила, что мужчины в основном дураки и что ими можно вертеть как угодно. Чуть ли не в один день Керри стала самой красивой и самой популярной девушкой в округе. Она сохраняла эту репутацию за счет того, что встречалась с одним мужчиной очень недолго, не позволяя ему устать от нее. Оставляя их голодными, Керри шла дальше. Она управляла своими поклонниками, как стадом пони, — подтягивала их к себе, если они слишком удалялись, поддразнивая уступчивостью. Они всегда на это покупались. Иногда, если Керри была в настроении, она давала мужчинам то, что они хотели. Но она редко заходила так далеко, предпочитая пользоваться властью над мужчинами, которую ей давала неудовлетворенная любовь. То, что начиналось как дерзкий вызов, превратилось в развлечение, заполнявшее ее время между соревнованиями с участием Великолепного — ее первой и единственной любви.

Игры с мужчинами, однако, больше не являлись вызовом Брендану, потому что он оставил попытки контролировать дочь. Его сопротивление прекратилось в тот день, когда уехала Шаннон, лишив Керри возможности устроить грандиозный бунт, чего она ждала почти с наслаждением. С тех пор она делала все, что хотела, но свобода оказалась не такой сладкой, как она ожидала.

Направляясь к почтовому столу у кабинета Мэтти, Керри услышала, что из открытого окна раздаются голоса, и остановилась.

— …это же не ночлежка, Мэт, а ферма. Если я позволю Брендану пьянствовать три дня в неделю, что скажут остальные? Я понимаю твое беспокойство насчет Керри, но я уже дошел до точки. Сегодня утром он даже не появился в загоне. Я дам ему еще один шанс, и если он не выдержит, то вылетит отсюда. Что касается девочки, она, конечно, может остаться. Найдем место, куда ее пристроить до окончания школы. Это простое милосердие и самое меньшее, что мы можем сделать.

— Господь знает, Боб, что ты прав, — со вздохом сказала Мэтти. — Девочка стала совершенно неуправляемой, а Брендан после того, как уехала Шаннон, не обращает на нее внимания. Я беспокоюсь о ней. Конечно, если она попадет к нам, то будет истинным наказанием…

Керри резко повернулась, пылая от возмущения. В ней поднимался страх. Слова «попадет к нам» и «милосердие» звенели у нее в ушах, и внезапно уверенная в себе юная красавица в джинсах превратилась в испуганного ребенка. Что она будет делать, если Брендана выкинут с фермы? Она знала только одно — что никогда не останется здесь под надзором Мэтти и Боба Фремонта. Если так случится, она убежит в Сидней, как Шаннон. Расстроенная услышанным, Керри направилась в бунгало, прекрасно зная, что там увидит. Если Брендан сегодня утром не показывался в загоне, то наверняка лежит пьяный где-то в доме. Открыв наружную дверь, она внимательно осмотрела гостиную, но Брендана нигде не было видно.

— Папа! — позвала Керри. Его комната тоже была пуста. Тут она услышала шорох в своей комнате и побежала туда. Брендан стоял на коленях около кровати.

— Что ты делаешь? — гневно закричала Керри. — Что это у тебя? Сейчас же отдай! — Она вырвала у него из рук бумагу.

— Моя маленькая девочка… Она ушла. Она никогда не вернется, — пробормотал Брендан, становясь на четвереньки.

— Как ты посмел — это ведь мои письма! Ты не имеешь права входить в мою комнату и лезть в мои личные дела. А ты — лезешь! Ответь мне — лезешь? — кричала Керри, собирая рассыпанные по полу письма.

— Я должен был поехать за ней в Сидней и привезти ее обратно, — бормотал Брендан, впадая в очередной припадок пьяной жалости к себе.

— Ты отвратителен! — сказала Керри. Отец лежал у ее ног, и его вид вызывал у нее отвращение. — А теперь вот-вот потеряешь работу. Я слышала, как Боб об этом говорил. Тебя выкинут из Кунварры, и что тогда будет со мной? — Ее пронзительный голос громко звучал в маленькой комнате.

Затуманенный взгляд Брендана остановился на Керри. На его небритом лице, залитом слезами, внезапно появилась злоба.

— Почему ты не ушла вместо нее?

Боль пронзила Керри. Отец никогда раньше этого не говорил, но она всегда догадывалась о его чувствах.

— Это правда — она ушла. И никогда не вернется. И неудивительно — она оставила эту дыру, чтобы избавиться от тебя, пьяная мразь. И я тоже уйду, чтобы никогда не видеть тебя снова…

Неделей позже в Лондоне, когда на Честер-сквер прозвонил звонок, Шаннон, одетая Шахерезадой, поспешила к двери. Там стоял султан в блестящем жилете и золотом тюрбане. Голубые глаза совершенно не соответствовали цвету кожи (ставшей темной благодаря жженой пробке), а борода не скрывала того, что это был Хоки Сазерленд.

— Вы выглядите совершенно восхитительно, — заявил он, увидев Шаннон. — Турецкая роскошь.

— Спасибо. Вы сами выглядите отлично, — ответила она и сделала реверанс. Шаннон была одета в бирюзовые шаровары и вышитое болеро, с украшенной драгоценностями шапочки свисала чадра. С тех пор, как Хоки пригласил ее на летний костюмированный бал в знаменитый клуб искусств Челси, Шаннон не могла думать ни о чем другом. Проводив его в гостиную, она взбежала вверх по ступенькам и постучала в дверь Джонкуил.