Выбрать главу

— Что ты говоришь? — с изумлением спросила Шаннон. — Я видела твою фотографию в «Морнинг геральд». На мой взгляд, ты выглядел вполне довольным. И, между прочим, почему ты не связался со мной? Ты получил мое письмо и знал, где я. — Скрыть горечь, звучавшую в ее голосе, было невозможно.

— О чем ты? Какое письмо?

— Ты хочешь сказать, что не получал письма, которое я послала? Я написала тебе через несколько дней — как только нашла в Паддингтоне место. Я почти не выходила оттуда, все ждала от тебя вестей.

Зан с грустью покачал головой.

— Шаннон, я не получал никакого письма.

Они смотрели друг на друга, разделенные временем и обстоятельствами. Они поняли, что произошла трагическая случайность, и неожиданно все барьеры рухнули.

— Не могу поверить, что ты подумала, будто я не искал тебя в Сиднее. Как ты могла так подумать? — Его отчаяние перешло в гнев. — Видимо, ты решила, что я просто тебя соблазнил, весело провел с тобой время, да?

— А что еще я могла подумать? Ох, Зан, когда я увидела тогда твою фотографию, меня осенило, что мы из разных миров. Я была тогда такой безнадежно наивной. Но теперь слишком поздно. Ты женат, у тебя ребенок.

Зан отмахнулся от ее слов.

— Все лето меня преследовала мысль о тебе, я пытался найти тебя, чтобы хотя бы поговорить, как сейчас. Когда я увидел твой портрет на Бонд-стрит, я просто сходил с ума от мысли, что ты где-то в Лондоне, а я не могу тебя найти. Я даже отправился к этому мерзавцу Сазерленду, но он мне ничего не сказал.

— Значит, это был ты, прошептала Шаннон, слабо улыбнувшись.

— Я уже почти сдался, и вдруг ты появляешься в Аскоте. Я поворачиваю голову — и ты здесь! Меня как будто молнией поразило. Разве ты не видела, какое действие на меня оказало твое присутствие? Но что надо было сказать, чтобы дать тебе понять, в каком я отчаянии? А потом, когда ты отказалась говорить со мной, лето превратилось в сплошной кошмар. Когда Рамон пригласил тебя, я просто с ума сходил от ревности. Ты была с ним?

Лицо Зана потемнело, но он замолчал, не выспрашивая у нее подробности о Рамоне, а пытаясь прочитать все по глазам. Шаннон не чувствовала необходимости признавать, что на миг увлеклась южноамериканским плейбоем, или что сейчас, когда она смотрит на Зана, Рамон ничего для нее не значит. Объяснения и оправдания казались бесполезными.

— Какое право ты имеешь задавать подобные вопросы? — с болью спросила Шаннон.

Зан дотронулся до ее руки и крепко сжал ее.

— Какое счастье вот так дотрагиваться до тебя, говорить с тобой. Что мы теперь будем делать?

— Ничего. А что мы можем делать? Слишком поздно.

— У меня никого нет, кроме тебя. После свадьбы я все время как лунатик. Я никак не мог выбросить тебя из головы.

— Не надо. Пожалуйста, не надо!

— Теперь, когда ты уезжаешь, у меня, возможно, больше не будет другого случая. Дай мне сказать то, что я хочу сказать. Пожалуйста, Шаннон.

Глаза Зана были полны страсти, Шаннон не могла этого вынести. Она встала, однако Зан удержал ее.

— Шаннон, ты не можешь так уйти. Я люблю тебя. Пойдем со мной! У моего друга есть поблизости студия, там мы будем одни.

— Это безумие. Что ты со мной делаешь? — прошептала она. Искушение повторить ту ночь — воспоминания о ней все еще жили в ее памяти — было почти непреодолимым. — Нет, не буду! — крикнула Шаннон. Освободившись от Зана, она выбежала из паба.

Зан беспомощно смотрел, как она уходит. Обреченно махнув рукой, он перевернул бутылку и вылил ее содержимое в ведерко со льдом. Зан долго сидел за столиком, рассеянно глядя, как желтые листья каштана медленно кружатся в воздухе и падают к его ногам.

Глава 5

Кунварра, 1977 год

Подобно черным стражам, вороны кружились над холмами Кунварры, четко вырисовываясь на фоне голубого неба. Была весна, и первая зелень уже заполняла мертвую землю.

Мэтти посмотрела на горизонт, где начала собираться буря, прикидывая, хватит ли времени для совершения погребальной службы. Из-за перистых облаков сверкнула молния, сопровождаемая раскатом отдаленного грома — достойная замена пушечной пальбы на похоронах Брендана Фалуна.

В Кунварре за последние двадцать лет это была первая смерть. На похороны пришли все работники фермы вместе с женами и детьми. В процессии, следующей из церкви за сосновым гробом, со стороны некоторых женщин слышались сдавленные рыдания. Мужчины — друзья Брендана и немногочисленные враги — с торжественным выражением на лицах смотрели вперед, неловко сжимая в руках шляпы.

Рядом с Мэтти неуклюже вышагивал Боб. Процессия уже приближалась к могиле, окруженной металлической оградой. Связанное со смертью естественное чувство скорби усугублялось чувством вины. Никто из пришедших почтить память Брендана не подозревал, что охватившее его отчаяние приведет к самоубийству, и поэтому все чувствовали себя виноватыми. Но самая большая тяжесть лежала на Бобе, который за несколько дней до смерти предупредил, что уволит Брендана, и теперь винил себя за случившееся.

Тело Брендана нашел Блюи, недалеко от Брэмбл-Коттедж. Он услышал эхо выстрела в роще недалеко от поляны и отправился посмотреть, что происходит. Он сразу нашел Брендана. У него было снесено полголовы, а голубые глаза удивленно смотрели в облака.

Керри шла перед Мэтти и Бобом, в самом начале процессии, одетая в простое темно-синее платье, с платком на голове. Вслед за священником она через калитку подошла к могиле — узкому прямоугольнику земли в тени растущего рядом дерева. Керри смотрела на его сверкающие цветы, радуясь тому, что может зацепиться за него сознанием. Яркое пятно отвлекало ее от гроба, стоящего у края могилы. Но когда священник начал читать из «Послания к коринфянам», больше нельзя было уклониться от вида темной ямы, и она пустым взглядом уставилась на нее.

— То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет… Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе… Не все мы умрем, но все мы изменимся вдруг, в мгновение ока, при последней трубе…

Когда священник закрыл Библию, гроб на веревках опустили в могилу, и все присутствующие прошли мимо нее, бросив вниз по горсти земли. Когда подошла очередь Керри, она бросила на гроб маленький букетик синих васильков, перевязанных красной лентой, которую Шаннон когда-то заплетала в волосы.

Несколько человек задержались, неразборчиво бормоча слова соболезнования, но Керри не реагировала на утешения. Мэтти стояла поблизости. Заметив, что Керри не собирается уходить, она подошла к ней и мягко взяла за руку.

— Приходи в дом. Мы позовем всего несколько человек.

Не повернув головы, Керри кивнула, испытывая облегчение оттого, что остается одна. Темные облака закрыли солнце, погрузив могилу в холодную тень. Легкий ветерок пригибал к земле коричневую траву, и Керри обняла себя руками за плечи, чтобы преодолеть дрожь. В темной яме гроб казался очень маленьким. Глядя на него, Керри не испытывала никаких эмоций — только пустоту. Последний горячий спор с Бренданом эхом отзывался в ее голове и в сердце, заполняя пустоту, созданную его безразличием и невниманием. «Почему ты не уехала вместо нее?» — последняя жестокая фраза отца всегда будет преследовать Керри.

Какой-то ангел-мститель лишил Брендана последней милости, которую он, возможно, желал. Его любимая дочь Шаннон не смогла приехать домой, чтобы его оплакать. Керри знала, что Шаннон никогда не требовалось завоевывать отцовскую любовь, поэтому ей никогда не понять тех мучений, которые он испытывал.

Подобно пляшущим в небе молниям, мысли метались в голове Керри, заполняя все ее существо болезненной пустотой. Брендан любил ее — в этом Керри была уверена. Их любовь часто походила на ненависть, мучая их обоих, но теперь Керри понимала ее. Это была сильная, гордая любовь, в которой не было места нежности или терпимости. В них текла одна и та же ирландская кровь, которая связывает людей крепче, чем привычка. Оба принимали добро как должное, с боем прокладывали путь к сердцу друг друга, рычали и кидались друг на друга как звери. Эта мысль вдруг четко проявилась на мрачном фоне прошлого, и Керри могла черпать из нее силы. Любовь Брендана изливалась на нее из могилы, заставляя замолкнуть чувство вины. Он должен был умереть, чтобы Керри смогла его понять.