— За встречу, бродяги! — встал со своего места Игнат и поднял бокал. — Давненько мы так все вместе не собирались!
— Тем более нашего полку прибыло! Иван Алексеевич ещё ни разу с нами здесь не сидел, — добавил Лапин. — За встречу!
Октябрь 1793 собрал в Тюмени всех друзей. Пришло время подводить общие итоги и оформлять планы на будущее. После первых обязательных тостов слово взял Агеев.
— Друзья, наши активные действия в Европе не остались незамеченными. Конкретно про нас никто не знает, но шпионы разных мастей упорно ищут ту силу, которая поломала многие планы власть имущим и их спонсорам. Как бы успешно не действовали агенты «Приюта», они тоже не вездесущи, многое для них ещё остаётся секретом. В мире достаточно богатых людей, которые не выпячивают свои капиталы на передний план, но у них есть хорошо организованные шпионские сети. Во-первых: это всевозможные банкиры, которых мы за последние четыре года пощипали на очень приличную сумму. Во-вторых: это церковь. В-третьих: это знатные вельможи. И в четвёртых: это владельцы обширных земельных угодий и крупных промышленных предприятий.
— А чего мы больше всего должны опасаться? — спросил Казанцев младший.
— Втягивания нашей страны, Иван, в войну, — ответил Агеев, — потому что на неё уходит слишком много государственных денег, которые можно было бы использовать на всевозможные преобразования. Улучшить медицину, науку, транспортное снабжение. Города начать нормальные строить. Ты сам мог убедиться, что по сравнению с Тюменью основная масса городов — это деревни. Реально де-ре-вни! А народ дикий и тёмный.
— Согласен с вами, Марсель Каримович. Я когда весной приехал сюда, словно в другой мир попал… А какая война нам грозит?
— Во-первых: в Европе. В этом году удалось нейтрализовать вооружённое вмешательство России в дела Речи Посполитой.
— И каким образом? — Иван ещё многое не знал, и ему было интересно всё.
— Нынешний фаворит Екатерины II продвигает вперёд наши идеи…
— Милорадович знает про «Приют»!? — удивился лейтенант.
— Да ты что такое говоришь, Иван? — возмутился Лапин. — Не только про «Приют», он вообще про наши интересы не догадывается. Отца твоего на приёме у Императрицы видел, мою фамилию слышал, да и только. Никто из нас с ним дел не имел. У него есть друзья, которым он доверяет. На некоторых друзей мы имеем возможность незаметно воздействовать, а они уже на него, сами того не подозревая.
— А разве так возможно? — опешил Иван.
— Ты, тёзка, право, как дитя. Сам вечно говоришь, что при дворе постоянные интриги и сам же удивляешься. С волками жить — по-волчьи выть.
— Простите, Иван Андреевич, что-то я ляпнул не подумавши. Там действительно нужно постоянно притворяться.
— Уметь правдоподобно притворяться, — продолжил Агеев, — это, конечно, хорошо, но очень мало. Запомни, каждый человек — это механизм. Хороший механик может этот механизм, и починить, и сломать, и настроить на выполнение определённой работы. Таких «механиков» особенно много среди представителей всевозможных религиозных культов… Ну, да ладно, отвлеклись что-то мы. На чём я остановился?
— Войну остановили, — подсказал Игнат.
— Нет, мы её не остановили. Мы просто через Милорадовича донесли кое-какие мысли до Государыни, а во-вторых: в Речи Посполитой нейтрализовали некоторых рьяных лидеров, из-за действия которых Императрица точно бы ввела туда свои войска. Один раз в 1772 году Польшу поделили и хватит. Не нужны нам те земли и люди её населяющие.
— Нейтрализовали — убили? — как-то странно посмотрел на Агеева Казанцев младший.
— Нет, пля, на курорт отдыхать отправили! — снова вклинился Лапин. — Иван, нам что важнее, жизни наших солдат и мир, или три ублюдка с непомерными амбициями, направляемые шпионами других государств???
— Тогда получается, что война не прекращается никогда? Она идёт или явная, или тайная…
— Совершенно верно, сын, — сказал Алексей Петрович, похлопав сына по плечу, — война идёт всегда. Тебе «Колесо обозрения» понравилось?
— Да, — недоумённо посмотрел на отца Иван.
— А знаешь, какую мне битву пришлось выдержать, прежде чем я его построил?
Тут Казанцев младший улыбнулся и кивнул головой.
— Ну, вот и славно, — продолжил Агеев. — Я понимаю, Иван, что многое может не совсем приятно для тебя, но такова жизнь.