— Ну, что же, новости хорошие. Новый план Тюмени я поддержу. Её Императорское Величество дураков нам посылать не будет. Постройку заводов одобряю и в долю войду. Надеюсь, их проекты готовы?
— И проекты готовы и места под них подобраны. Казанцев сам всю округу объездил. Рассказывали, что землю, как собака обнюхивал, только что — на язык не пробовал, — попытался пошутить Тихомиров.
— Это хорошо. Значит, знает, что делает. Побольше бы нам сюда таких. А то кругом, что за люди? Тёмные, ленивые, нового не приемлют. Приходится силой заставлять, чтобы хоть что-то делали, — тяжело вздохнул Чичерин.
Несмотря на то, что сам он был малограмотным, образованность и стремление к новому в людях ценил и старался таким помогать.
— Надеюсь, будут у нас ещё такие люди.
— Откуда же ты их возьмёшь, Михаил Иванович?
— Араб, который спас Казанцева, тоже не простой человек. Бастард персидского хана, который сейчас на троне сидит. Пообщался я с ним. Во многих науках юноша силён и военному делу обучен. Поехал в Петербург, к Её Императорскому Величеству на службу просится. Я письмо ему для Императрицы-матушки с собой дал, а в письме том просил, что раз войны пока нет, то неплохо бы испытать юношу, а для этого пусть у нас здесь послужит.
— Что ж ты раньше-то мне ничего не сообщил, Михаил Иванович, чего же скрывал-то?
— Не скрывал я, Денис Иванович, проверял. А ну, как не правда-то? — растерялся Тихомиров.
— Твоё дело меня известить, — в голосе Чичерина зазвучал металл, — а я уж сам решу, что — правда, а что — нет. Что ещё про него знаешь?
— Кроме арабского, наш язык хорошо знает. Говорил, что мать у него русская, наложницей у хана в гареме была, она и научила. Цинский язык знает. Жил там пять лет, торговал хорошо. Богатства большие вёз, только все они под Пышмой теперь лежат. В полынью всё провалилось. Конюх Казанцева сказывал, что вместе с богатствами то ли жену, то ли наложницу в той полынье потерял, ещё служанку, двух воинов и двух рабов. Только одежда и оружие при нём остались, да пара вороных жеребцов. Одежда и оружие дорогой выделки были.
— Видишь сколько новостей, а ты говоришь ничего интересного. На какие деньги он в Петербург поехал?
— Я ему дал, а взамен на три года у него каменных дел мастера выторговал.
— Хороший мастер?
— Хороший. Я видел, как Казанцев с ним советовался и внимательно его слушал.
— Что ж, молодец. Хорошего мастера по камню найти трудно. А уж уговорить на себя работать — ещё труднее.
— Денис Иванович, я у тебя порохового зелья хотел попросить, да ружей хотя бы с десяток, а то не солдаты у меня, а крестьяне с копьями.
— Порох, дам. Два ружья дам, больше нет. У самого солдаты такие, что без слёз смотреть нельзя. Ладно, пошли что ли?
ЧАСТЬ VI
ЛИКВИДАЦИЯ
ДОРОГА
Погода первого летнего месяца была словно капризная девица, испытывающая прочность чувств своего избранника. То с утра встречала путешественников солнышком и слепила глаза, то поливала дождём, вынуждая их или терпеливо мокнуть, или метаться в поисках убежища. В один из таких моментов Лапин и Агеев прятались в старой заброшенной избушке, что стояла недалеко от дороги.
— Эх, мама, роди меня обратно, — вздыхал Лапин, — ну что за погода? Семь пятниц на неделе!
— У природы нет плохой погоды, Иван, — нравоучительно произнёс Марсель.
— А что у неё есть?
— У неё? — задумался Агеев, — у неё есть шаровая молния, благодаря которой ты освободился по УДО на полтора года раньше положенного срока, а твой друг Валет на пять.
— Хочешь сказать, что нам повезло?
— А что, разве — нет? К тебе и Кощееву молодость вернулась, и возможность начать жизнь заново уже имея такой опыт, который не купишь ни за какие деньги. Или ты думаешь, я не заметил, как вы помолодели.
— А ты? У тебя какие-нибудь изменения произошли?
— Я наблюдал за всеми нами и анализировал. В результате пришёл к такому выводу, что нам всем по двадцать пять лет стало, когда мы провалились сюда.
— Почему по двадцать пять?
— В двадцать пять лет организм человека перестаёт расти. То есть это тот возраст, когда личность полностью сформировалась.