Фёдор Тимофеевич, а с недавних пор просто Федька, оставив за спиной Маллера, выехал вперёд. В новом своём обличии он был совершенно не похож на себя. На гладко выбритом лице остались только усы, которые аккуратной подковкой опускались вниз до самого воротника. Был он в тёмно-зелёном кафтане, в красном камзоле и такого же цвета штанах. На ногах красовались высокие сапоги. На голове молодцевато возвышалась чёрная треуголка. Слева на ремне висела сабля, спрятанная в покрытые медным узором ножны.
- Его благородие капитан-поручик Казанцев Алексей Петрович из Санкт-Петербурга, - сказал горделиво Фёдор, - по личному приказу Её Императорского Величества Императрицы-матушки Екатерины II.
Услышав это, из караульного помещения выскочили ещё двое местных солдат помятого вида и стали быстро убирать бревно, которое лежало на рогатинах и перекрывало дорогу.
- Как проехать до воеводской канцелярии? - спросил у солдата Фёдор.
- А вон господин прапорщик едет, он проводит вас.
На лошади рыжей масти из ворот показался пожилой мужчина в форме прапорщика пехотного полка и направился к ним.
- Ваше благородие, - обратился к нему солдат, - тут Его благородие капитан-поручик Казанцев из самого Петербурга приехали.
Прапорщик подъехал к саням. Возница, роль которого исполнял Кощеев, указывая на укрытого шубой человека сказал:
- Ранены они, плохо себя чувствуют. На дороге разбойники напали, еле отбились.
- А это кто? - спросил старый вояка, указывая на Агеева, Лапина и Муравьёва, которые остановили своих коней за санями и существенно отличались внеш-ним видом от Маллера, Кощеева и Саблина.
- Это господа путешественники из Персии, только благодаря им мы смогли от разбойников поганых отбиться.
- Понятно. Следуйте за мной.
Кавалькада въехала в городок и последовала по неширокой улице в сторону здания канцелярии. Возле канцелярии пришлось немного подождать прапорщика, который отправился с докладом. Через некоторое время вышел он и ещё два пожилых мужчины, одетые в военные мундиры. Это были воевода Михаил Иванович Тихомиров и комендант Устьянцев Андрей Петрович.
- Серьёзно ранен? - спросил Тихомиров, обращаясь к Саблину.
- Голову ему зашибло, Ваше высокоблагородие, - ответил тот, - два дня был в беспамятстве. Сегодня пришёл в сознание, но слаб ещё.
- Эх, беда какая! Так, поехали в мой дом. Там всё расскажете, заодно господину капитану-поручику уход обеспечим.
* * *
Из комнаты, где лежал "раненый" капитан-поручик, вышел доктор. Все, находящиеся в гостиной люди вопросительно смотрели на него.
- Рана (пришлось для правдоподобности поставить шишку) не представляет серьёзной опасности, но из-за сотрясения головного вещества возможно более тяжёлое протекание болезни. Больному необходим полный покой. Я дал ему успокоительную микстуру.
- Будем надеяться, что с Божьей помощью господин капитан-поручик поправится, - сказал хозяин дома и перекрестился. Следом за ним перекрестились остальные. В это же время Агеев, Лапин и Муравьёв находились в другой ком-нате, где им предложили обождать аудиенции.
После того, как врач ушёл, хозяин дома стал подробно расспрашивать о происшествии. Друзья охотно поведали выдуманную ими легенду.
- А на следующий день, после баталии с разбойниками, - увлечённо вещал Кощеев, - когда время уже к полудню подходило, едем, значит, мы по Пышме ровненько друг за дружкой. И вдруг, слышу, треск! Упряжка с санями, что второй шла, под лёд провалилась! Кони ржут, бьют копытами, а полынья всё больше становится! Головной упряжке вперёд бы надо, а они встали, помочь наверно хотели, и тоже под лёд! Гляжу, и третья начинает заваливаться! Я свои сани развернул и к берегу скорее. Так и спаслись.
- Много народу-то погибло?
- Шесть душ, Ваше высокоблагородие. Баба господина путешественника со служанкой, два воина и двое возничих, да дюжина лошадей.
- Прими Господь их души грешные, - сказал Михаил Иванович, осеняя себя крестом.
- Особенно бабу жалко, - перекрестившись, продолжал Игнат, - красивая была... А вечером, когда лагерем отдыхали, так пела хорошо, хоть и не по нашему, а за душу брало.
- Ты, Игнат, смотри, на чужих баб заглядываться будешь, быстро головы лишишься. Главное казну сохранили и в целости доставили, - поучительно сказал Фёдор.
- За казну отдельное спасибо. А сейчас идите с господином прапорщиком, он вас в казарме солдатской всех троих пока определит, а нам с господином Марсель ибн Каримом пообщаться нужно.
* * *
- Марсель ибн Карим, расскажите мне о Персии и откуда вы так хорошо знаете русский язык? - воевода задавал ход беседы, а комендант сидел молча в сто-роне и наблюдал.
- Моя мать была русской. Одна из многих наложниц в гареме моего отца. Но она не являлась его женой. Детей, рождённых от наложниц, в ханском дворе проживало не менее семи десятков. Официальных детей у хана было тринадцать человек, жили они от нас отдельно. Поэтому никаких прав, чтобы занять достойное место при дворе, у меня не было...
Агеев старался говорить не спеша и с достоинством. Иногда, будто заговариваясь, он начинал говорить на арабском, но потом, спохватившись, переходил на русский. Он рассказывал про историю Персии, про войны, которые она вела, про быт населяющих её людей... О том, как решил попытать счастье в чужой стране, об успешной торговле в Цинской империей и желании при помощи этих капиталов достойно устроить свою жизнь в России, а преследуя честолюбивые планы поступить на военную службу.
- И, как я понимаю, все ваши богатства сейчас находятся на дне реки? И всё, что вы имеете, это оружие и то, что надето на вас?
- К сожалению, да.
- А вам ещё нужно кормить ваших людей.
Михаил Иванович был управленцем, и старался использовать все выгоды и возможности на своём посту для лучшего выполнения тех задач, ради которых он сюда поставлен. Поэтому, он был ужасно рад, что благодаря этому юному искателю приключений была спасена армейская казна. Но его совесть, как и у любого нормального человека, требовала как-то отблагодарить этого юношу за помощь. А управленец в его душе хотел сделать так, чтобы благодарность обернулась выгодой для него.
- Вы правы, - ответил Агеев, - доехать до Петербурга у меня просто не хватит средств.
- А что умеют ваши слуги?
- Это не слуги, это вольные люди, и они служат мне по желанию своего сердца.
- Хорошо, вольные люди. А что они умеют?
- Даниил каменный мастер и воин. Иван счетовод и воин.
- Как получилось, что люди таких профессий стали воинами?
- Один знатный военачальник и мастер боевых поединков, когда увидел этих двух могучих юношей, сделал мне предложение, что добьётся для меня разрешения на беспошлинную торговлю, если мои спутники согласятся поступить на пять лет в его охрану. Они согласились. Жили мы в одном доме, только я торговал, а они учились военному мастерству.
- Изучая ратное дело, не было ли утрачено за пять лет прежнее умение?
- Могу заверить тебя, господин, что своего мастерства они не утратили. Свободное время эти достойные юноши использовали для совершенствования своих знаний и умений. В стране Цин многому можно научиться.
- Весьма похвально! А если, скажем, я дам тебе нужную сумму денег на дорогу и рекомендательное письмо к самой императрице, а твои спутники, хотя бы один из них, тот, который Даниил, останется здесь в качестве мастера по камню..?
- Что скажете, друзья? - повернулся Агеев к Муравьёву и Лапину.
- Если так надо, то я согласен, - ответил Даниил.
- А я не могу позволить себе, чтобы ты путешествовал один, - гордо произнёс Иван.
- Думаю, что мы договорились, - сказал довольный Тихомиров, - Даниил остаётся в Тюмени, а вам я даю сопроводительную бумагу до самого Петербурга и необходимую сумму денег.
- Как долго мой друг будет у тебя работать, и сколько ты будешь ему платить? - сказал Агеев, чтобы показать, что он беспокоится о своём человеке.