Мне удалось оторваться от погони. Какой-то немолодой прохожий вздумал помочь ментам, встал поперек тротуара, как вратарь. Я отчаянно крикнул:
— Порежу, гад! — и он тут же посторонился.
Из ближней подворотни выкатилась загулявшая компания. Не знаю, почему, но я решил, что двор проходной, нырнул туда и очутился в каменном мешке. Вместо обычных подъездов, где так легко спрятаться, были одни крылечки с запертыми входными дверями — я проверил каждую. В панике кружил я по внутреннему дворику, но прохода нигде не нашлось. Еще не веря в случившееся, я побежал вон из западни, в которую сам же себя и загнал, но уже в подворотне увидел двух ментов, за ними жирного с собачьей одышкой, квадратные желтые фары «пятерки» и, холодея, понял, что попался.
Один из ментов стал демонстративно расстегивать кобуру:
— Стой, или стрелять буду!
Ко мне приблизился жирный мент. В одной руке он сжимал снег и по очереди холодил им то скулу, то лоб. Свободной рукой он резко толкнул меня, так что я отлетел к стенке, стукнувшись затылком. В голову сразу плеснуло тошной мутью от сотрясения, словно я плашмя упал на спину. Второй мент с усами подковой сделал жирному замечание:
— С ума сошел? Это ж пацан. Зашибешь еще, а потом отвечай…
— Он, сука, меня дважды ногой по лицу двинул! — капризно сказал жирный, но больше не дрался, а поднял меня и прислонил к стене.
Я сделал вид, что мне очень больно, притворно, без слез, захныкал, вспоминая интонации из фильмов про беспризорников:
— Ай, дяденька милиционер, за что вы меня бьете? Я ничего не сделал, я домой к маме и папе шел!
— Перестань кривляться! — строго сказал худой мент с погонами старшего лейтенанта. — Мы все видели твои геройства, и нечего теперь из себя целку-пионера строить… Сухомлинов! — приказал он жирному менту. — Отведи задержанного в машину! — И меня, будто настоящего преступника, повели к «Жигулям».
Особенно было неприятно видеть пялящихся прохожих. Я представлял, как потом они придут домой и расскажут домочадцам: вот шли мы, а на наших глазах малолетнего бандита обезвредили…
Из «пятерки» выполз тщедушный «аспиран-тишка» и торопливо сообщил старлею:
— Про «мультики» спрашивал и бил меня другой, который постарше, высокий. Но этот хулиган был с ними, я его отлично запомнил!
Я в ответ улыбнулся:
— Тебя, гниду, я тоже отлично запомню!
— Вы слышали?! — плаксиво вскричал аспирант. — Меня грозят убить!
Старлей отвесил мне перчаткой легкий тряпичный подзатыльник:
— А ну заткнись!
— А чего он врет, товарищ милиционер?! — вскинулся я. — Клевещет на невинного человека!
— Это мы после разберемся, кто и в чем виноват, — сказал старлей. — Садись в машину… А вас, — обратился он к «аспиранту», — мы еще вызовем, если понадобится…
— Я теперь опасаюсь за свою жизнь, — проскулил «аспирант». — А вдруг дружки этого уголовника меня найдут?..
— Правильно, гнида, бойся! — сказал я. — Нечего на порядочных людей наговаривать!
Старлей плоско улыбнулся аспиранту:
— Мне кажется, ваши опасения преждевременны… Вы свободны, спасибо за помощь…
«Аспирант» угодливо кивнул и откланялся.
Меня наскоро обыскали. Уже когда рука жирного Сухомлинова скользила по моим карманам, я вспомнил про пожарный вентиль, который таскал с собой в последнее время.
Раздалось торжествующее:
— А что это у нас здесь?! Оп-па! — и Сухомлинов с видом фокусника извлек из кармана злополучный вентиль. — Кастетик у нас самодельный! Товарищ старший лейтенант! Холодное орудие!
— Да какой это кастет? — проклиная свою забывчивость, поспешно возразил я. — Это ж от пожарного крана! Я на улице нашел!
— Экспертиза проверит. — Сухомлинов опустил вентиль в полиэтиленовый пакет. — Давай садись…
Справа от меня плюхнулся жирный Сухомлинов, с другого бока подпер мент Усы Подковой, тот, что за меня заступился. Старлей уселся спереди рядом с водителем. Машина тронулась.
Сухомлинов чуть повозился, пристраивая зад на тесном сиденье:
— Это ведь чего только шпана не выдумает, а? — Он цокнул языком. — С голой бабой ходить! Да…
У старлея на портупее зашипела рация, трескучий голос спросил из динамика:
— Как успехи?
— Погано! — буркнул старлей. — Разбежались, как тараканы. Но одного взяли. Пацан. С виду лет четырнадцать…
— А девку тоже упустили?
— Увы…
— Раззявы! — хрипнул голос.
— Ну, извините, — обиделся старлей. — Надо было два наряда высылать…
Из услышанного следовало, что попался только я. Остальным, в том числе и Аньке, удалось сбежать. С души точно скатился тяжеленный валун. Теперь против меня были лишь показания чахлого «аспиранта». Мы его по настоящему-то и не били, значит, побои он не предъявит. Про отнятые три рубля и Анькины «мультики» еще доказать надо. Плохо, что забыл выбросить вентиль — так ведь это же не настоящий кастет. Но была погоня и битая скула Сухомлинова… Я украдкой посмотрел на него. Жирный выглядел вполне добродушно — может, и простит, не станет устраивать истерик за нанесение при исполнении служебных…
Я чуть успокоился. Было, конечно, обидно, что именно меня угораздило попасться, но с другой стороны, я сознавал, что совершил в каком-то смысле подвиг, ценой своей свободы спас друзей. Я чувствовал себя героем-партизаном в плену у полицаев.
— И что, много денег зашибали? — добродушно спросил меня Усы Подковой и по-приятельски толкнул локтем.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — отозвался я ноющим голосом. — Меня мама дома ждет…
— Ага, — веселясь, сказал водила старлею. — Такого бандюгана небось уже баба дома ждет, а не мама!
Менты заулыбались. В машине они не казались страшными, а выглядели как обычные дворовые дядьки, что по вечерам забивают «козла».
— Я не бандит, я в восьмом классе учусь. Дяденьки милиционеры, отвезите меня домой! Мама очень волнуется!
— Твой дом — тюрьма! — вдруг сказал Усы Подковой голосом актера Папанова. Менты грянули заразительным смехом.
Ободренный их весельем, я продолжал:
— За что в тюрьму?! Я ничего плохого не сделал! Вы что, поверили этому странному гражданину в шапке с помпоном? Он все врет. Отпустите меня!
— С дружками людей грабил? — Старлей загнул палец. — Грабил. И не просто, — он загнул второй палец, — ас особым цинизмом!
На этих словах Усы Подковой изобразил руками перед собой два пышных женских объема. Водила аж захрюкал от смеха.
— И ещеприбавь ношение инаверняка применение холодного орудия. — Сухомлинов выразительно похлопал себя по карману, где лежал злосчастный вентиль.
— Никого я не грабил! — вступился я за себя. — И не было у меня оружия! Я гулял!
— Хорошо так погулял! У одного пожилого ветерана войны вообще от этих фокусов инфаркт случился! — хмыкнул Усы Подковой.
— Не ваших ли рук, пардон, сисек дело?! — саркастично уточнил старлей, и все засмеялись.
— А умер ветеран-то? — с преувеличенной серьезностью спросил Сухомлинов. — Если умер — так на тебе еще и убийство! На полжизни, хлопчик, в колонию загремишь!
— Так что если совсем по-честному, — благодушно улыбнулся старлей, — влип ты, парень, по самое не хочу!
Нет, я понимал, что менты больше шутят и запугивают, но даже разделив эти шуточные угрозы на десять, в остатке я получал серьезные неприятности.
— Как твоя фамилия? — Старлей раскрыл планшетку.
— Иванов… — буркнул я.
— Фамилия? — строго переспросил он.
— Петров…
— В третий раз Сидоровым назовется! — возмутился Сухомлинов.
— Выступает… — произнес торжественным дикторским голосом Усы Подковой, — сионист Пидоров! Извиняюсь, пианист Сидоров!
Салон «пятерки» сотрясло от хохота. Старлей поглядел на меня с хитрой улыбкой:
— Я ведь так и запишу, что «Пидоров». Я не шучу, потом в документах и останется. Вот я тебя сейчас как отвезу в следственный изолятор, проще говоря, в тюрьму, а там с такой-то фамилией — ого-го!..
Водила снова захрюкал, прикрываясь рукавом.
— Лучше сразу настоящую называй… — продолжал старлей. — Что? Пидоров писать? — Он занес ручку. — Ладно, пишу… Пи…до…