Что еще ему известно об этом… э-э-э… явлении? То, что его «творения» не материализуются буквально. Скажем так, они «близки к тексту». А может, он всего лишь предсказывает события – как Нострадамус? Если так – то он, можно сказать, лишен свободы воли: все, что он пишет или выдумывает, навязывается ему наступающим будущим. М-да… Лучше считать, что это он влияет на события.
Еще Олег заметил, что конкретно «подсел» на привычку писательствовать. Тоже странно. Написал пару текстов – и уже зависимость. Да он, оказывается, еще тот графоман! Вот и сейчас его неудержимо тянуло начать колотить по клавишам.
Стоп! С этого момента надо быть крайне осторожным с тем, что печатаешь. Надо попытаться продумывать последствия, которые могут повлечь разного рода выдумки.
Значит, так: никакой больше политики, никакого криминала, никаких катастроф. Только позитив.
Появилось какое-то тошнотворное ощущение. Фу! Ему не хочется писать один позитив! Вот удивительно – когда хочешь написать что-то позитивное, хорошее, получается это не в пример труднее, чем описывать какую-либо гадость. Причем гадость получается замечательно – смачно и выпукло, просто загляденье, читать приятно. А вот позитивное выходит неубедительно как-то, как-то фальшивенько… Что за беда? Странная закономерность – вы не находите?..
Идти на встречу с директором школы хотелось не больше, чем в ФСБ. Само по себе посещение этого заведения вызывало непередаваемую тоску. И в тоске этой чего только не было понамешано! И бессмысленно текущие, растянутые в года часы, когда в окно, хохоча, ломится весна, и безысходность ожидания результатов контрольной, и драки в туалете, и кошмарные немые сцены появления в классе школьного стоматолога, медленно ведущего безжалостным пальцем по списку, и безнадега первой любви, и волнующие формы молоденькой учительницы, и бесшабашная радость выпускного, подпорченная неизвестностью перед поступлением в институт и надвигающимся призывом в армию…
М-да… Много было плохого, много было хорошего. Но хотел бы он повторить все сначала? Пожалуй, нет. Спасибо, как говорится, уж лучше вы к нам. Всему свое время.
Затравленно озираясь, чувствуя себя попавшим в разбомбленный зоопарк, он протиснулся сквозь орущую и бурлящую толпу малолеток, выяснил у технички дорогу к кабинету директора и поспешил туда.
Директором оказалась солидная тетя, больше всего походившая на заведующую колбасным складом. Он кожей почувствовал, как его просканировали и сделали соответствующие выводы о психике, мировоззрении и платежеспособности.
Завскладом, как ее про себя окрестил Олег, мило улыбалась полным, похожим на луну и покрытым косметикой лицом. Олег вдруг почувствовал, что от этой женщины исходит опасность, едва ли не большая, чем от молодого человека из службы. Звали ее Инна Игнатьевна.
Олег представился.
– Здравствуйте, любезный Олег Анатольевич, – сказала Инна Игнатьевна. – Вы, конечно, догадываетесь, зачем мы вас пригласили…
– Не вполне, Инна Игнатьевна, – соврал Олег.
– Речь идет о вашей дочери…
– Она стала хуже учиться, у нее проблемы с поведением?
– Нет, нет. С ней у нас как раз проблем никаких нет. У нас проблемы с вами.
– То есть?! – не понял Олег.
– Я объясню… Видите ли… У нас ведь не просто школа. У нас достаточно престижное учебное заведение с углубленным изучением…
– Это я знаю, – довольно грубо оборвал директрису Олег. – Я не понимаю, в чем тут проблема? Я не оплатил обучение дочери?
– Ну зачем вы так? У нас обучение бесплатное. А добровольную спонсорскую помощь от вас школа получила, спасибо. Проблема не в этом.
Олег молчал, выжидающе глядя на улыбающееся лунообразное лицо. Вот здесь, где-то под раскрашенным глазом, Нил Армстронг совершил тот самый шаг – «всего один шаг для человека и гигантский шаг для всего человечества»…
– В одном классе с вашей дочерью учатся дети очень серьезных людей…
– Ну и что?
– Они не хотят, чтобы их дети набирались от вашей дочки таких… мыслей.
– Каких мыслей? – набычился Олег.
– Как в последнем сочинении вашей дочки.
– Забавно. А сейчас что, тридцать седьмой год?! Нельзя писать, что думаешь? Может, у нас свободу слова отменили?!
– Не передергивайте, Олег Анатольевич. Речь идет не о самом сочинении, а о реакции на него соответствующих органов. Не каждый день они предлагают нам обратить пристальное внимание на ученицу восьмого класса… А свобода слова, как вы говорите, вот она: все родители уже в курсе дела, и даже более чем в курсе… Родители – они вечно такого себе понакрутят…