Однажды раздался звонок.
Это был Он. Его голос не изменился. Звучал так же, слегка хрипловато. Голос – инструмент души. Значит, и душа не постарела.
– Знаешь, что было самым прекрасным в моей жизни? – спросил он.
– Откуда же я знаю…
– Твое письмо.
Она вспомнила письмо.
– А… – произнесла она.
А что еще сказать? Только «а»…
– Я чего звоню, у тебя нет копии?
– Зачем? – удивилась она.
– Я хотел взять письмо с собой.
– Куда? – не поняла она.
– Туда. У меня есть выходной костюм, в котором меня похоронят. Я положил письмо во внутренний карман, а оно оттуда пропало.
– Жена вытащила. И порвала, – догадалась она.
– Ну, не знаю. Но я не хочу без письма. У тебя, наверное, есть копия…
Она вдруг вспомнила, что написала это письмо в двух экземплярах: черновик и набело.
– Возможно, есть…
– Поищи, а?
– Ладно. Поищу, – пообещала она.
Письмо могло храниться между старыми фотографиями.
– Найдешь, позвони, – попросил он.
– Сам позвони.
– Когда?
– В среду.
– Договорились.
Настала среда. Ее архив находился на чердаке подмосковной дачи. Лестница крутая. Чердак захламлен. Где там искать? Легче сказать: не нашла. Как писал Куприн: «Обойдется цыганское веселье без марципанов».
Яблоко из двух половин не состоялось, и нечего его восстанавливать метафизически. У истории не бывает сослагательного наклонения. И у судьбы тоже не бывает.
Она ни о чем не жалела.
Со временем поняла, что ее муж имел больше козырей в своей колоде. Он умел переступить через себя во имя любви, и это не меньше, чем кадр белого безмолвия или осмысленная морда верблюда.
Все сложилось так, как сложилось. Судьба права. А может, и нет.
Все врут и мрут
В моем доме раздался телефонный звонок, и старческий женский голос спросил:
– Нельзя ли услышать Викторию Токареву?
– Это я.
– Здравствуйте, меня зовут Ольга Михайловна. Я хотела бы с вами встретиться.
– По какому вопросу?
Зачем нужна одна старуха другой?
– Это личное.
– Может быть, мы решим это по телефону? Я живу за городом. Долго добираться, – предупредила я.
– Ничего. Я приеду.
По голосу я определила, что бабке лет сто. Куда она потащится…
– Вы на машине? – спросила я.
– Нет. Я возьму такси.
Ну вот, еще и траты. Я медлила. Бабка не отставала и в конце концов дожала меня. Я назначила ей встречу.
Ольга Михайловна приехала без опозданий. В ее руках была папка.
В полвзгляда я определила: не старше восьмидесяти, со следами красоты, похожа на актрису Козыреву. Сейчас вряд ли ее помнят: большие глаза, классический профиль. Лицо пятидесятых годов. Одета в самовяз, сама вязала и жакет и юбку. Значит, денег в обрез. Живет на пенсию.
«Бабка» ее не назовешь. Все-таки – дама.
Ольга Михайловна раскрыла папку и показала мне свои фотографии сорокалетней давности и даже рисованный портрет. Скорее всего, поклонник нарисовал.
Далее она рассказала мне, что работала в архитектурном бюро. Архитектор.
Я ждала, когда она озвучит мне цель своего приезда, но Ольга Михайловна тянула. Видимо, смущалась.
Я предложила чай. Мы сели за стол. Я видела: ее что-то мучит.
– Зачем вы приехали? – прямо спросила я.
Не для того ведь, чтобы показать свои фотографии…
– Вы знаете такого актера «К»? – Ольга Михайловна назвала имя и фамилию.
Лично я «К» не знала, но слышала о его нетрадиционной ориентации и даже знала, кто его сексуальный партнер. Эта ориентация без труда считывалась с его облика: хорошенький, жеманный, похожий на девушку. Актер не скрывал своей ориентации, более того – гордился. Сейчас этим гордятся, как высоким происхождением.
Ольга Михайловна смотрела на меня. Ждала ответа.
– Знаете? – переспросила она.
– Ну, так… – неопределенно ответила я. – А что?
– Я его поклонница, – призналась Ольга Михайловна. – Я была на его спектакле, а потом пришла с цветами за кулисы.
– И что дальше?
– Дальше он пошел меня провожать до автобуса. Во время спектакля прошел дождь, натекла громадная лужа. Озеро. А я была на каблуках. Он поднял меня на руки и перенес через лужу.
«Буквально “Бесприданница”», – подумала я.
– Мне кажется, он в меня влюбился. А я в него.
Я поняла, зачем она приехала: выяснить у писателя свои перспективы на счастье.
Я могла бы обнадежить старушку, дескать, любви все возрасты покорны. И что тогда? Ольга Михайловна, вдохновленная моими прогнозами, начнет названивать, приставать. Актер, естественно, будет избегать, прятаться, грубить, и все может кончиться плохо. Старушку хватит удар, и – здрасьте, Константин Сергеевич. (Имеется в виду Станиславский.)