— Может быть, мы имеем дело с совершенным роботом? — ответил он.— Знаете, с одним из тех, о которых пишут в научной фантастике? Одной из этих машин, снабженной электронным мозгом и всем прочим, внешне похожей на человека, но состоящей из металла и пластика.
И. С. это не развеселило. Он смотрел на тонкую фигуру светловолосого атлета, высокого и загорелого, сидящего перед ним, такого гладкого и спокойного, как будто он только что вышел из масляной ванны. Он действительно, не очень удивился бы, если бы обнаружилось, что мозг Фас Анжа был искусственным веществом.
«Может быть, дело в его нервной системе? — подумал И. С.— Или он генетически лучше закодирован, чем мы?»
Он с симпатией перевел взгляд на Бассовича. Толстый, маленький человек утешал его своей плешивостью, своими волосатыми и пухлыми ручками, брюшком и жидкой средиземноморской бородкой. В нем И. С. видел признаки доброй старой породы мужчин, уязвимой и несовершенной. Ледяное совершенство Гунтера всегда немного раздражало И. С.
— Вы помните, в каком году умерла Мерседес Руйц-Ибарра? — неожиданно спросил он.
Гунтер с улыбкой посмотрел на Косту. Память этого греко-араба была безупречна и поразительна. Его называли на службе «Вальмут-2», по аналогии с большой Центральной картотекой ЦРУ.
— Двенадцатого марта 1964 года, в Бланко Ариего.
— Именно так,— подтвердил И. С.— Умерла от белокровия в возрасте сорока одного года.— Он почесал нос и немного помолчал.— Очень красивая женщина, более чем красивая. Потрясающая. Я имел возможность видеть ее два раза. Она была, скорее, маленького роста, но этого никто не замечал. На* нее смотрели, и она завораживала. Потом, когда она начинала говорить, уже казалось, что она становится выше ростом.
— «Мадонна Дескамизадос»,— задумчиво проговорил Бассович.— Страна оплакивала эту женщину несколько недель после ее смерти. Я вспоминаю толпы народа, проходившие, прощаясь с ней, мимо гроба из стекла, в котором лежал ее набальзамированный труп... Это продолжалось дни и ночи. Человеческое море женщин, которые лишались чувств, и мужчин, бросавшихся к гробу. Невероятно!
Гунтер покачал головой. Он помнил об этих истерических сценах, продолжавшихся неделями в огромном Доме Рабочего Синдиката, где был выставлен для выражения всенародного почитания гроб с телом Мерседес.
— Воздействие этой женщины на ее страну, на бедняков было действительно невероятным. Богатые — те ее ненавидели, но самые бедные и несчастные, «де-скамизадос» («безрубашечники»), как она их называла, создали настоящий культ ее. В самом деле, ведь политическая карьера и власть Эрнесто Руйц-Ибарро опиралась на фанатичную любовь, которую народ испытывал к его жене.
И. С. открыл папку, лежавшую на его столе, достал оттуда дачку фотографий и разложил их перед собой.
Они запечатлели сказочную историю пары Руйц-Ибарро — эту страстную политическую авантюру, которая продолжалась даже после смерти и изгнания...
По фотографиям можно было проследить за неуверенным началом: встреча молодой блондинки-актрисы Мерседес Магио и молодого секретаря Министерства работ Эрнесто Руйц-Ибарро... Начало их романа. Оба — молодые, красивые, улыбающиеся и до сумасшествия увлеченные друг другом.
А потом начинается авантюра. Головокружительная карьера, которая по прошествии пяти лет подняла их на гребень власти и невероятной популярности.
Фотографии говорили о свершившейся перемене. Мерседес Ибарра была уже той, чей образ запечатлелся в воображении толпы со всего света: с гладкой кожей, светлыми волосами, натянутыми на висках, хрупкая, одетая в платье от дорогого портного, сверкающая драгоценностями. Это было немыслимое чудо: дочь бедняков, почитаемая бедняками, сумела создать образ, сверкающий, восхищавший этих «безрубашечников», готовых без конца любоваться ею. Это были «их» драгоценности, «их» меха, «их» платья. Она была символом их реванша: маленькая девочка из народа, которая взяла их имя и все, что высокомерная кастильская буржуазия отвергала. Чем была Мерседес красивее и ослепительнее, чем больше сверкала драгоценностями и камнями, тем реванш «де-скамизадос» был полнее. Нужно было видеть и слышать эту светловолосую принцессу, сгибающуюся под тяжестью драгоценностей и при этом восклицающую:
— Вы, бедняки,— мои братья и сестры...
И муж Эрнесто Руйц-Ибарро тоже изменился. Из высокого, тонкого, темноволосого молодого человека он превратился в красивого мужчину, немного раскормленного, в белом мундире, каскетке, который стал «лицом», популярным диктатором.
Потом наступила «эпоха справедливости»: большая ибарристская доктрина — своеобразное толкование национал-социализма вкупе е фурьеризмом в его латиноамериканской интерпретации. В это время Мерседес неустанно ездила по стране, воодушевляя толпы народа, проводя тысячи дискуссий на фабриках и в деревнях, поднимая народ за Эрнесто Руйц-Ибарро, которого она «обожает, как обожают Бога, и даже больше, так как, если Бог создал меня один раз, Эрнесто заставляет меня рождаться заново каждый день».