Серый тролль, не открывая глаз и не шевелясь, рыкнул по-шведски.
— Вот скотина! — захохотала Лейка. — Без разницы, говорит, лишь бы пожирнее!
Катя нахмурилась еще сильней. Ей показалось, что Лейка слишком легкомысленно относится к такой серьезной ситуации.
— Карлссон-то хоть знает?
— Как видишь, — Лейка указала на Хищника. — Охрану ко мне приставил.
— А вообще что сказал?
— Да ничего. Пустяки, говорит, дело житейское.
Катя с досадой стукнула кулачком по подлокотнику.
— Ну вы даете! Это же не просто роман крутить! Дети — это ответственность! Вы когда поженитесь?
Лейка пожала плечами.
— Когда-нибудь.
— Но так же нельзя!
— А как? У Карлссона и паспорта-то нет.
Тут Катя поняла, что недооценила всю глубину Лейкиной беспечности и тролльского пофигизма.
— Как вы собираетесь жить дальше? — пораженно спросила она.
Лейка выразительно посмотрела на подругу.
До чего же эта Катька плохо знает жизнь! Как и на что жить — это мужские вопросы. Женщина не должна в них даже вникать. Ее дело — брать у своего мужика деньги и тратить их на тряпки и хозяйство. Попробовала бы Лейкина мама поинтересоваться бизнесом Лейкиного папы! Он бы сразу заподозрил, что она прикидывает, какой кусок оттяпать после развода…
— Нет, серьезно! — не отставала Катя. — Вы же не можете поселиться здесь!
— Да, папа не поймет, — подумав, подтвердила Лейка.
— А в квартире Карлссона вы тоже жить не сможете…
Катя вспомнила огромную заброшенную квартиру на «пропавшем этаже»… Доска на полу вместо кровати, кучка перьев — остатки тролльских трапез. …Положим, Карлссону совершенно все равно, где, чем и на что жить. Кормят — и славно. Не кормят — можно всегда выйти на крышу и голубей наловить.
Катя мысленно попыталась совместить этот образ с изнеженной Лейкой и ребенком… Тролленком!
Лейка пила чай, поглядывая на встревоженную Катю и явно забавляясь.
— Катька, уймись. Что ты хлопочешь, прям как бабушка, честное слово! У Карлссона куча денег. Сережкин папаша по наследству Селгарина каждый месяц нам отчеты присылает.
— Можно подумать, Карлссон их читает, — ядовито сказала Катя.
— Я читаю, — с достоинством ответила Лейка. — Что ты дергаешься? Купим квартиру, а лучше — особняк. Или вообще переедем в бывший пентхаус эльфа — помнишь, где тебя в плену держали?
— Допустим, — проворчала Катя. — С жильем решили. Ну а с Карлссоном что делать? Надо его как-то социализировать!
— А зачем?
— Для начала сделать ему паспорт…
— Угу. — Лейка слегка пнула Хищника. — А этому — ветпаспорт…
— А еще, — упорно гнула свое Катя, — надо найти Карлссону работу.
Она знала, что говорит дело. Ведь именно об этом ей толковала мама еще летом, когда Катя как-то раз проговорилась ей про Димку.
«Только не вздумайте пожениться! — волновалась мама. — Нет ничего ненадежнее студенческих браков! Пусть сначала работу найдет! Знаем мы эти ранние браки — супруги бездельничают, а родители их кормят и с их ребенком сидят. У нормального мужчины должна быть нормальная работа…»
Но Лейка на это, похоже, смотрела иначе.
— Зачем ему работать, если у нас куча денег?
— Затем, чтобы у вас была человеческая жизнь, — с нажимом сказал Катя. — Иначе это будет так: ты целыми днями сидишь дома с ребенком одна, а муж постоянно где-то бродит — как сейчас. И ты даже не знаешь, где он и чем занимается…
Лейка поморщилась.
— Мобильник ему подарю, — неуверенно сказала она.
— А он его сразу потеряет. Нет, надо как-то интегрировать вашу семью в общество!
Хм… А хорошо сказала. Умно. Но как осуществить?
— И снова ты создаешь проблемы на ровном месте, — заявила Лейка. — У нас же скоро будет детективное агентство!
Катя хмыкнула. Мысль, что Карлссон сможет — а главное, захочет — работать частным детективом, представлялась крайне сомнительной.
— Знаешь, — сказала Лейка, — мне неважно, какая у него будет работа. Лишь бы что-то солидное на визитке написано. В сущности, мне совершенно все равно. Главное — чтобы мой муж был добрый, ласковый, заботливый…
— Интересно, остались еще такие банкиры? — подхватила Катя.
В этот момент дверной проем перекрыла тень, и в комнате возник сам предмет разговора.
Именно возник, как призрак. Входная дверь была закрыта, окно тоже, и ни малейшего шороха подруги не слышали.